В главной зале дворца, где некогда проходили торжественные приёмы первых лиц провинции, где ступали божественные ноги императоров и их наместников, теперь отправлял правосудие таким образом, как он его понимал, народный хан Дондо. Во всём зале остался лишь один предмет обстановки – грузное кресло, воздвигнутое на возвышении, где раньше устанавливали трон императора, когда он соизволял посетить Нандун. В обычные дни при прежней власти это возвышение оставалось пустующим, но напоминало губернатору, что хотя он и обладает всей полнотой власти, всё же над ним незримо господствует высший властитель.
На десяток ступеней ниже этого возвышения имелась широкая площадка, на которой раньше располагалось место правителя западных провинций, а теперь на неё восходили те, чьё дело в настоящий момент слушалось.
Перед Нагой и Мунку уже стояла целая вереница просителей и тяжущихся. Дондо выслушивал их одного за другим, недолго взвешивал в уме и оглашал своё решение. Зал был полон разными людьми, воинами и простыми зеваками, пришедшими поглазеть на правосудие справедливого хана. Нужно сказать, что из тех обрывков речей, которые звучали перед Дондо, и его ответов, Нага составил себе представление о новоявленном правителе как о разумном, хотя и не слишком образованном человеке.
По мере того как вереница перед импровизированным троном сокращалась, Нага и Мунку приближались к возвышению и могли, наконец, лучше рассмотреть Дондо.
Это был крепкий круглолицый мужчина за сорок лет, лысеющий, с намечающимся брюшком. В чертах его лица не было ничего примечательного, ничего благородного и даже особенно запоминающегося. Однако такая непримечательная внешность зажиточного горожанина не вводила в заблуждение. В Дондо ощущалась внутренняя сила, его взгляд пылал, а мощные руки говорили и о большой силе физической. Его чистый голос звучал громко и чётко, доносясь почти до самых дальних частей зала. Народ внимал ему, и даже те, кто не получал желаемого после спора, без ропота принимал решение своего хана.
– Ага, вот и наши не то лазутчики, не то потерявшиеся путники, – сказал Дондо, когда на помост перед ним взошли Нага и Мунку. – Рассказывайте, кто вы такие и куда следуете?
Оба пленника уже успели обсудить между собой то, как им следует отвечать, какую историю рассказывать. Было очевидно, что в Красный город попасть возможности нет. Ответ держал Нага:
– Мы обычные путники, которые держали путь в Сатыш. Я был охранником при караване, а это – сын одного из купцов. Наш караван попал в песчаную бурю, и мы потерялись. Много дней мы скитались по пустыне, наши лошади пали, а мы только каким-то чудом добрались до стены Дракона. Там мы надеялись встретить людей и получить помощь. Теперь же мы хотим лишь одного – скорее отправиться в путь и догнать караван хотя бы в Сатыше. Нам нужны лошади и еда, но мы можем за всё заплатить.
Дондо покивал головой, постучал пальцами по подлокотнику кресла.
– Что ж, звучит всё складно. Может, это и правда, а может, и нет.
– Это правда! – выпалил Мунку, – ничего мы так не желаем, как только поскорее покинуть этот город.
– Чем же он вам так не нравится? – удивился Дондо.
– Здесь слишком много людей, грязно и тесно. В степи намного лучше! – горячо отвечал юноша.
– Так ты степняк, мальчик? – спросил Дондо.
Нага метнул на Мунку предупреждающий взгляд, но молодой человек проигнорировал его.
