Бело-золотая ресторанная бутафория интенсивно закружилась и потеряла чёткие очертания.
Свет становился ярче. Ещё ярче.
Ранний рассвет щекотал глаза.
Крепко зажмурившись, выжала из-под ресниц слезинки, промокнула глаза краешком одеяла – неужели плакала во сне?
Рядышком, спиной ко мне лежал Семён, привычно храпел в разных тональностях, словно настраивал контрабас. Его худющее плечо несуразно торчало из глубокой проймы майки, на которой зияла крохотная дырочка. Завтра же, ой, уже сегодня! Возьму иголочку и мулине, и заштопаю дырочку вышивкой – сделаю звёздочки или смайликовую мордашку смешную…
Тихонько вздохнув, я прижалась к мужниной спине.
– Ты чего, мать? – встрепенулся сонный супруг и робко попытался претендовать на одеяло.
– Да не шуми ты! – даже для самой себя неожиданно ласково проговорила я и уложила свою голову к нему на подушку.
Семён окончательно проснулся и встревоженно окинул меня взглядом:
– Чего случилось?
– Да сон дурной приснился… – отмахнулась я и, продолжая шокировать мужа, мечтательно зашептала, – вот, завтра картошечки со шкварками нажарим, да с лучком зелёным и прямо из таганки будем есть…
– Из чего? – Семён не на шутку забеспокоился.
– Да сковородка чугунная, моя бабушка так её называла. А какая картошка в ней получается отменная – золотистая, поджаристая и такая ароматная. Салатик сделаем из огурцов с редиской. У меня кагорчик припрятан, чего ему стоять, правда же?
– А у меня «шкалик» заначен! – пробасил шёпотом Семён и осекся, посмотрев на меня с недоверием, не развожу ли я его тут в четыре часа утра.
Муж потянулся всем своим костлявым телом и решительно поднялся с кровати.
– Ты куда? – удивилась я.
– Картошку чистить!..
Лилия Буряк
Вечная любовь.
Для меня жизнь казалась уже пройденным этапом. Большая часть пути пройдено, дом построен, деревья посажены, дети выросли. Десять лет в разводе, и вот когда я стала более или менее спать спокойно, всё вдруг взорвалось.
Я скромная поэтесса. Мои книги тихо пылятся на полках интернет магазинов. Песни слушает небольшая аудитория на ютубе. Долгое время мне не хватало средств, чтобы записать очередную композицию. Но вот я вспорхнула, и запела. Заказала аранжировку и теперь готовилась к звукозаписи.
Сны стали образными, яркими и беспокойными. Что мной относилось к нахлынувшему творческому волнению. Напрягало только, что часто фигурировало одно и тоже лицо, которое при моей особенной памяти я не помнила в реальном существование. Но сюжет был закручен мудрено. Молодой человек появлялся из темноты на улице средневекового греческого городка. Я спешила с работы и испугавшись разбивала кувшин об его голову. Он начинал медленно падать, но тут появлялись воины. И теперь испугавшись за себя и за юношу, я подхватывала его под руки, облокачивала об стену дома, и делала вид, что мы мирно беседуем. Когда воины скрылись, волоком тащила до своего дома. Втолкнула и выронила на пол. Он упал, даже не пошевелившись, и не ойкнув. Выбежала на шум старшая дочь. Наклонилась и прислушалась к его дыханию и сердцебиению.
– Мама он жив. Это ты его припечатала?
– Я шла от Герара, когда он выскочил из темноты. Мне казалось, что кто-то за мной следует, и я испугалась. Ночь всё-таки. Разбила шикарную бутыль вина. Хорошо, что он жив. Надо же вдруг разыгралась паранойя, только и всего. Принеси воду и чистую тряпицу.
Я склоняюсь над ним. Ложу голову на колени и начинаю обтирать потёки вина. Он ловит руку, – прикладывает к своим губам.
