Возбуждённые предвкушением приключения, все пятеро посмеивались и обменивались односложными междометиями.
Отец Александр молча и спокойно рассматривал их лица, каждое поочередно и все вместе. Народ не нищий. И привыкший к ответной робости и нерешительности, к духовной и физической слабости, охватившей людей в отравленных городах. Сами же по причине молодости не ощущают собственной зашлакованности и болезненности. Но расплата не заставит ждать.
Жаль их. Слово для них перестало быть аргументом, они слушают только себя или тех, кого считают равными себе. Безнаказанная наглость порождает глупость. Они даже не могут правильно оценить соотношение сил.
Он внимательно посмотрел в глаза Миши, пытаясь отыскать искорку человеческого интеллекта, отсвет пламени души, но не находил. Оловянный взгляд, готовность сказать и сделать первое, что придет на ум, – вот и всё! В городской сутолоке они будут выглядеть обычно, мало чем выделяясь на общем фоне. И чувствовать себя соответственно.
Приблизившаяся компания остановила размышления. Они встали вплотную: девицы и между ними широкоплечий в кожаной куртке нацелились на него, двое других выбрали Захара Петровича. Донесся густой запах перегара, свежего вина и приторных духов. Пахло нездоровым, испорченным, отравленным.
Владимир Сергеевич подумал, не снять ли руку с забора, но лишь погладил ладонью доску, из которой торчал большой гвоздь. «Десятка, не меньше, – подумал он, – И зачем такие гвозди тратить на заборы? Они же на половую рейку пригоднее». Он был спокоен, лишь боялся, что Захар Петрович не выдержит. Но тот, доверяя товарищу, стоял молча и не предпринимал никаких действий.
Выдохнув клуб дыма, ближайшая девица мило улыбнулась и, протянув пальчики с чадящей сигаретой, воскликнула:
– Какая роскошная борода! Прямо прелесть! Это правда, что ты святой отец?
Её кавалер хрипло рассмеялся:
– Пригласи его с нами. Он от тебя уже без ума, слова не вымолвит. За одну улыбку подарит тебе лучшую часть своей бороды.
– Это правда? А второго куда денем? У нас же места не хватит.
– Второго мы оставим. Отдохнёт немного на травке, подождёт, пока начальник вернется. Не так ли, дьякон?
Это говорил Миша, стоя перед Захаром Петровичем и потирая ладони.
Говорить что-либо бесполезно, любые слова ничего не изменят. Им хочется развлечений, их остановит только страх, который все они старательно прячут, скрывают за завесой наглости, бравады и цинизма. Но не ломать же им кости посредине села. Каково: священник да участковый инспектор не нашли ничего лучшего как вдвоём усмирять расшалившихся юнцов. Поймут-то их поймут, да на душе останется горький осадок. К тому же Захару Петровичу придется звонить в район, вызывать бригаду, сдавать им этих… День пропадет окончательно, а дел ещё сколько!
Решение пришло вовремя. Он пошевелил рукой, лежащей на заборе и, увидев, как все посмотрели туда, нарочито медленно обхватил конец гвоздя большим и указательным пальцами. Гвоздь сидел хорошо, пришлось напрячься, но эффект того стоил.
Гвоздь подался со стонущим скрипом, и когда он его вытащил, полупьяная компания напоминала выброшенных на берег карасей с выпученными глазами. Он угадал: гвоздь на самом деле оказался свежим, длиной в десять сантиметров. Покрутив его в пальцах перед глазами, Владимир Сергеевич выпрямил пальцами обеих рук погнутый кончик, повернулся ко всем спиной, вставил гвоздь обратно в гнездо и ударил ладонью. Тот с коротким визгом вошел на своё место по самую шляпку.
