В силу неизвестных Анастасии обстоятельств пенсионер Ерохин был давним холостяком и не скрывал желания изменить семейное положение. Анастасию его проблемы не трогали и она старалась избегать лишних встреч с соседом. Именно по этой причине сегодняшним воскресным утром она проснулась пораньше, чтобы успеть сделать нужные в огороде дела до того, как Ерохин примется за свои огородные работы.
Или потому что не выспалась, или потому что за два утренних часа проделала тот объем работы, которые запланировала на весь день, Анастасия часам к восьми почувствовала себя плохо. Зазвенело в ушах, перед глазами запестрели чёрные точки, голова отяжелела, ослабли руки. Она вернулась в дом, закрыла изнутри обе двери в сени, – со стороны огорода и с улицы, – и заварила чай из мяты. Налив чаю в небольшую чашку, Анастасия размешала в ней ложечку любимого липового меда. Но нужного облегчения после чаепития не наступило. Тогда она решила поступить так, как делала всегда в тяжёлом состоянии.
Преодолевая страх, оставшийся от недавнего аналогичного приступа недомогания, Анастасия подошла к окну, из которого можно было видеть вершину Ведьминого холма и кусочек ее Поляны, и представила её в памяти.
Держась правой рукой за ноющую левую сторону груди, левой перебирая складки оконной занавески, Анастасия попыталась оказаться мысленно рядом с берёзой, коснуться ствола, услышать шелест листьев. Ничего не получалось. Страх за то, что она может вторично потерять сознание, усилился. Тогда она решила пройти к Поляне по тропинке, чтобы ступить на волшебный цветочный ковер мягко и постепенно. Но дошла только до первых кустов шиповника. Какая-то преграда не пропускала дальше.
Собрав все силы, Анастасия выплеснула в сгустке мысли своё желание и вдруг оказалась над холмом. Но Поляну не смогла рассмотреть, голубоватый туман закрывал её непрозрачной кисеей. Но зато хорошо рассмотрела свою часть села: Евдоким Ерохин перекапывал землю в саду и поглядывал в сторону ее огорода, на дороге грелись на утреннем солнышке Эйкос и Шарик, печная труба Янчевых струила легкий дымок, поднимающийся в небо прямым столбом.
А вот и её дом; впервые она видела его так чётко. На единственном не закрытом каштанами окошке колыхалась занавеска и белые с желтизной скрюченные пальцы судорожно сжимали краешек ситца. «Очень странно, – подумала Анастасия, – Ведь я сейчас далеко от дома!». Кто же тогда стоит в её комнате у окна и теребит занавески? Из сумерек сознания поднялся ответ на вопрос: она же видит себя со стороны! Такого ещё не бывало. Что-то происходило с ней и с Поляной.
Открытие ошеломило, и она в приступе необъяснимого ужаса потеряла сознание, так и не разжав пальцев левой руки.
Очнулась Анастасия на полу с зажатой в руке оторванной занавеской. Солнце поднялось, желтые половицы ярко отсвечивали. Слабость Анастасия испытывала и раньше, периодически она накатывала до или после видений-контактов с Поляной. Но теперь она не могла и пошевелить руками. Даже в прошлый памятный случай с потерей сознания было много легче. Решив, что всё, – пришел её час, – она попыталась было собраться с мыслями, выделить важное, нужное в такие минуты.
Но в сознании беспорядочно метались воспоминания и образы людей.
Первой перед нею встала бабка Касьяниха, знаменитая гадалка и знахарка. Закутанная с головы до ног в чёрное, она мрачно сверкала белками глаз и грозила ей вытянувшимся до потолка костлявым указательным пальцем. Какая же она страшная!
