Сутками метался Василий по реке, на катерах, на своей трёхопружке, по затонам, отмелям, кустам – безрезультатно. Искал, кричал, звал Зою. Хотя сразу понятно было – бесполезно звать. В память врезалось: лето, жара, ярко светит солнце, ослепляюще блестит река, а глянешь на небо – чёрное небо!
Реку даже просил, чтобы отдала дочь…
Отдала…
Дома сидит Василий. Сам почернел. Без сил уже – ни сна, ни еды. Видит вдруг – один прошёл, другой. Вышел на улицу: люди всё идут, идут куда-то, быстро идут, молча… Побежал отец, понял всё сразу. На реку…
А взяли Зою на катер, когда Василий был на сплотке, в соседнем леспромхозе. И взяли-то сходить вверх по реке, на нефтебазу за горючим – мазут, солярка, масла там всякие. Тут всего: день – туда, день – обратно. Помощником взяли – шланги подавать, сторожить. Некого больше было, лето – все на сенокосах, на сплаве, не хватало рабочих. Да и сама просилась. Опять же люди на катере постоянно: капитан, он же рулевой – за штурвалом, да моторист. Тот, правда, всегда в моторном…
Ходили с баржей, на короткой сцепке. На барже две-три большие бочки – вот туда и заливали. Ну а помощник – он на катере, в трюме, или на барже, вроде бы и под присмотром.
На базу пришли, загрузились, обратно вышли – всё нормально. Рулевой вперёд смотрит, моторист – у мотора. А когда пропала помощница – и не заметили. Всё вроде в трюме была…
С вечера готовилась Зоя на работу: тщательно прибрала в доме, вымыла полы, выбрала, что надеть с утра – всё новое, самое любимое. Утром вскочила, быстро оделась. В сумку кинула ломоть хлеба, пучок лука, молока бутылку – и бегом на реку.
– Господи, день-то какой сегодня!
…Монотонно стучит дизель на «Шиговарах», шустро бежит катерок вниз по реке. Вечер. Полный штиль. Закат. Не слышно птиц и не мешает шум мотора. Тишина.
Зоя на корме. Плывёт с ней вместе золотисто-розовое небо. И плавно, вправо-влево, разваливаются волны. Две первые – большие, ровные и гладкие. В них небо изгибается, переливается причудливо, дрожит. За ними мелкие – все с гребешками, пузырями, пузырьками. Разбивается и рассыпается в них золото на миллионы разноцветных огоньков и бликов. Тёмно-зелёные огромные шары, валы всё выплывают у кормы. Манящие, тяжёлые, густые.
И хочется смотреть, смотреть, и невозможно взгляда оторвать… Так и плыть бы всю жизнь по розовой реке, не помня ни горя, ни печали, забыв насмешки, взгляды и обиды. Как хорошо, легко сегодня на душе! И радостно, и больно, слёзы на глазах! И всё зовёт, зовёт её куда-то голос, такой знакомый, ласковый, родной. Засмотрелась Зоя…
Искали её долго, больше недели… Нашли Зою плотогоны – с плота увидели. На плоту и повезли. Навстречу из посёлка вышел катер, с плотом-то не причалишь. На катере довезли, на «Шиговарах».
Туда, на берег, и бежит Василий.
Пришвартовался катер. Отпрянула толпа от резкого, останавливающего дыхание, осязаемо липкого, сладкого запаха. От ужасающего, отталкивающего цвета. От неправдоподобно огромных размеров: жара, вода парная сделали свое дело – полопалась одежда, кожа… Тихо было. Лишь он один, прижавшись щетинистой щекой к безобразно-белому черепу, к тому, что было недавно застенчивой улыбкой его ребёнка, просил негромко что-то, нараспев; гладил, прибирал всё распадающееся. Баюкал? Запоздало. На коленях, на раскалённой палубе. Да она постукивала тихонько, поплёскивала тёплым прибойчиком в борт катера. Величавая, спокойная и равнодушная. Река.
