Литва. Янтарный край - страница 17

При большом стечении народа в жертву также приносились военнопленные, в том числе знатные.

В летописи прусского хрониста Петра из Дусбурга от 1261 г. читаем следующее: «…В этом году прусское племя одержало значительную победу над крестоносцами; взяли многих в плен и решились одного из них принести богам в благодарственную жертву; с этой целью между пленными бросили жребий, который упал на богатого и благородного гражданина магдебургского Гирцгальса; но тот обратился с просьбою о спасении к одному из прусских старшин – Генриху Монте, которому Гирцгальс сделал много добра, когда сам Монте был в Магдебурге в качестве пленного; по ходатайству этого старшины Гирцгальса действительно освободили от принесения в жертву; поэтому приступили снова к жребию, и жребий снова упал на Гирцгальса; но и на этот раз Монте выручил рыцаря; бросили жребий в третий раз, и жребий в третий раз пал на Гирцгальса. После этого Гирцгальс уже больше не стал просить помилования: пошел добровольно на костер, где и сожжен был во всем вооружении».

Литовцы-язычники верили в бессмертие души и в то, что в загробном мире ее ждет награда – для того, кто без ропота принимает дарованное судьбой, или наказание – для тех, кто дерзновенно пытался судьбе своей противиться, а это грех. Как его искупить? Только принесением в жертву себя самого или же предмета, «дорого сердцу». П. Брянцев отмечает, что самым страшным наказанием для литовцев считалось осуждение души человека на ничтожество; в противном случае человек улетал на небо или оставался невидимо на земле, не переставая быть вечным. А живший в XIII в. краковский епископ Викентий Кадлубек писал в одной из своих работ, что литовцы верили в переселение душ покойных людей в тела зачатых младенцев или даже в тела животных.

Перед началом жертвоприношения

Своих покойников литовцы большей частью сжигали на третий день после смерти. Сжигали вместе с теми предметами, которые те любили в жизни, – с воином, например, исчезали в огне боевой конь, сабля, пика, лук, стрелы, щит и пр. Нередко в пламени костра уходила в иной мир и жена покойника, а также его слуги. Считалось, что покойный рано или поздно воскреснет и восстановит свое общественное и семейное положение.

Церемонию сжигания проводили жрецы-тилусоны, в обязанности которых входили вынос покойника из дома в сопровождении распевных молитв и произнесение речей, прославляющих заслуги покойного.

После сожжения тела прах собирали в горшки или гробики, которые закапывали в землю, могилу обозначали земляным холмиком, часто у дороги. Рядом раскладывали подарки: пищу, напитки и даже деньги. Поминки устраивали на 6-й, 9-й и 40-й день. В эти дни гости сидели за столами молча и ели, не употребляя ножей. Когда подавали новое блюдо, то жрец читал молитву, бросая щепотку или кусочек пищи под стол и плеская туда же немного напитка. Это все полагалось душе умершего. А вот нечаянно упавшее со стола, как считалось, пригодится тем душам, у которых не было на этом свете ни друзей, ни родственников. Кульминацией поминального обеда был момент, когда жрец, как главное лицо на пиршестве, покидал стол и начинал подметать в избе, громко приговаривая: «Души, вы ели и пили, теперь удалитесь!» После чего начиналась… новая пирушка. Словом, весело провожали древние литовцы своих покойников. В самом деле – что за трагедия? Поживет человек теперь в другом мире, потом, глядишь, вернется…