– Любовь Генриха к Эльзе была сильна и огромна, и потому он обязательно накажет виновного, даже если это окажется супруга его, – ответил Клос.
– И поделом ей!
– Только знаете, гер Штаузенг, – продолжал рыцарь Кроненберг, – Ландграф недавно приезжал ко мне и поведал, что Патриция искренне раскаивается в злобе своей на бедную девушку, и даже решила месяц провести в молитвах и покаянии. Мне кажется, она сама пришла в ужас от своего злодеяния и теперь терзается муками совести.
– Её молитвы не вернут мне дочь!
– Естественно. И видимо, графиня тоже это понимает, так как изъявила желание стать матерью для малыша Берхарда.
Ахим Штаузенг так и замер от неожиданности.
– Матерью? Мой бедный внук! И вы ей верите? Подумайте сами, как она сможет полюбить сына женщины, которую столь сильно ненавидела?
– Возможно, она пытается хоть как-то загладить вину свою перед мальчиком…
– Я ей не верю, – твёрдо подвёл черту Ахим и, отвернувшись, ушёл в другой угол комнаты.
Но Кроненберг ещё не окончил разговор, а потому последовал за собеседником.
– Быть может, гер Штаузенг, мои доводы вам покажутся неправильными и даже циничными, – негромко стал говорить Клос, приблизившись к бюргеру, – но я их всё-таки изложу. Я знаю графиню Патрицию уже несколько лет и могу заверить, что она не такая жестокая, просто ревность затуманила её разум. Да вы и сами не сразу поверили в её причастность к преступлению. Лично я верю, что её раскаяние искренне. Да, я с вами согласен, виновные должны быть наказаны. Однако в глазах закона и общественности Патриция невиновна. Она – обиженная предательством мужа жена, она защищала свою честь и честь семьи от коварной любовницы, дочери обычного бюргера, увлёкшей в свою постель богатого ландграфа. Если Генрих решит наказать жену или прогнать из Регенплатца, то общество, вассалы встанут на её сторону, а значит, против Генриха и против сына его. Имена вашей дочери и вашего внука будут втоптаны в грязь. А главное, подумайте о внуке. Генрих хочет сделать его своим наследником. Но ведь Берхард бастард, незаконнорожденный. Вассалы могут не принять его, восстать против его власти над ними. А если Патриция примет Берхарда, назовёт своим сыном (тем более что родных сыновей у неё нет, и уже вряд ли будут), преклонится перед ним, как перед будущим правителем, тогда ваш внук однажды уверенно сядет на трон Регенплатца. Представьте себе всё это, гер Штаузенг, и подумайте.
Ахим молчал. Услышанное тяжёлым грузом укладывалось в его разуме. Однако разложив все доводы Клоса Кроненберга, он увидел, что они верны. Как не хотелось Ахиму признавать правоту своего собеседника, он вынужден был сделать это.
– Значит, вы предлагаете мне скрыть от ландграфа истинного виновника в смерти Эльзы? – спросил он. – Тогда зачем вы вообще рассказали мне о признании бродяг?
– Вы потеряли родную дочь, – спокойно ответил Клос. – Ваше горе значительно больше, чем у остальных, даже чем у горячо любившего Эльзу Генриха фон Регентропфа. Вы как никто другой из нас вправе требовать заслуженного наказания виновных в горе вашем. Вот поэтому я и назвал вам их имена, чтобы именно вы решали их судьбу. Я ничего вам не предлагаю. Просто высказал, как я вижу сложившуюся ситуацию. И если вы примите решение сообщить ландграфу о причастности его супруги к убийству Эльзы, я ни в коем случае не стану вас порицать и отговаривать. Я немедленно отвезу бродяг к ландграфу, чтобы он лично допросил этих убийц, произвёл над ними открытый суд и вынес приговор.
