За ночь кольцо окружения заметно разрослось вширь, набухло, как болезненная опухоль, поразившая тело. Она будет расширяться и дальше, захватывая все новые и новые участки. Повсюду росли палатки, пробивавшиеся из-под снега, словно какие-то диковинные растения, семена которых минувшим вечером раскидали здесь два вертолета. Они тоже размножились. Вероятно, делением. Теперь их было четыре. Они кружили над селом вальяжно и лениво, будто разморенные теплом жирные мясистые стрекозы. Даже если у командования не было точных карт села, вертолетчики уже в подробностях его и сфотографировали, и отсняли на видеопленку.
Медлительность командования настораживала. Боевики хоть и не рыли окопов, но без дела наверняка не сидели, обустраивая огневые точки. В то, что они при каких-то условиях могут сдаться, верилось с трудом. Такое предположение – из области утопий. Вряд ли командование витало в таких грезах, из чего можно было сделать вывод, что переговоры ведутся только о дальнейшей судьбе мирных жителей села, поэтому и активные боевые действия пока не начинаются.
– И чего ждем? – спросил Голубев, после того как, выбравшись из палатки, обозрел пространство. Он щурился от яркого света, протирал пальцами глаза.
– Пока ты выспишься, – бросил Кондратьев.
– Тогда мы не скоро начнем. Но здесь прямо смотр всех подразделений. Кого тут только нет?
– Ребят из отряда космонавтов, – на пороге палатки возник Топорков.
– А может, есть. Ты знаешь, какая у них форма?
– Синяя, наверное, или серебристая – чтобы космическое излучение отражать.
– Тогда точно нет. И еще морских пехотинцев.
– Чего тут удивляться. Море-то отсюда далеко.
– А техники согнали уйму. Прямо к штурму неприступной цитадели приготовились. Как село-то называется – не Берлин ли?
– Не совсем, но похоже. Запомни – лучше противника переоценить. Если он окажется не таким сильным, как мы думаем, то сломаем его быстрее, – в разговор вновь вступил Кондратьев.
– Лорда Дрода здесь нет. Рановато уехал. Вот был бы прекрасный повод для выступления перед коллегами-дармоедами… Ого – смотри, никак на переговоры отправились.
К селу мчался армейский «газик» с натянутым брезентовым верхом. На дверях были нарисованы желтые саламандры в красных кругах, что говорило о его принадлежности к инженерным войскам Московского округа.
Колеса утопали в снегу почти до дисков, но «газик» проявлял чудеса проходимости и спокойно мог поспорить с лучшими иностранными внедорожниками. Это был его звездный час. Участвуй он в каком-нибудь ралли, наподобие «Кэмел-Трофи», обеспечил бы себе призовое место. А стань свидетелями его подвига высокопоставленные военные чины из стран Третьего мира, безусловно заказали бы для своих армий крупные партии таких машин. Но единственные выходцы из стран Третьего мира могли оказаться только в селе, а они-то вряд ли станут расписывать у себя на родине, если вернутся туда, конечно, все достоинства «газиков». Нет, не получат наши выгодных заказов.
Из полуприкрытого окна машины высовывалась кривая палка, на которой болтался кусок белой тряпки, выполнявший функции парламентерского флага, но больше он походил на наволочку, вывешенную сушиться после стирки.
Метрах в тридцати справа от себя Кондратьев увидел телеоператора. Тот разложил уже свою треногу, взгромоздил на нее камеру. Приникнув глазом к объективу, он вел камерой следом за удаляющимся газиком, совсем как снайпер, следивший за целью в оптический прицел. Эффектную он получит картинку, если «газик» начнут обстреливать или он подорвется на мине. Оператор был одет в камуфляжную форму, чтобы не очень привлекать к себе внимание как федералов, так и боевиков, которые, завидев среди позиций что-то пестрое, могут наобум выстрелить.
