Локомотив параллельного времени (сборник) - страница 5
Худощавый, небольшого роста. У него было чистое светлое лицо в обрамлении прямых белых волос. Прекрасная амуниция, лёгкий боевой топорик на поясе, обоюдоострый меч в сжатых руках. Отстегнув топорик, я легко вырубила воина из льда. Шлем, кольчуга как раз мне по размеру. Я всё любовалась его лицом.
Нужно было торопиться. Начинало темнеть. Вдруг он открыл глаза и тут же чмокнул губами в попытке поцелуя: «Ох какая Валькирия! Что ж так холодно в Вальхалле?!»
Я уложила Ледяного Ангела на щит и приволокла к привязанной у берега лодке, бережно укрыла шкурами.
Собранного оружия показалось мало. Я снова отправилась на поле. Когда вернулась, груженная оружием, лодки не было.
«Ледяной Ангел! Хорёк проклятый!»
Мародерскую добычу пришлось оставить. Я чертыхалась, бредя вдоль берега, проваливаясь и увязая в мокром снегу.
Лодка села на мель. Ледяной Ангел лежал без сил. Израненный в бою, он не мог грести дальше.
Наши ожесточённые взгляды встретились.
Взаимное желание убить сменилось другим страстным желанием.
– Она вернулась, – Дорио тронул за плечо спящего Андрея. Стряхнув сон, Андрей вскочил на ноги.
Фаина спала у входа в шалаш в обнимку со светловолосым чужаком.
– Фаина! Что с тобой?! Кто с тобой?!
Фаина, проснувшись, скинула с себя обнимавшую руку.
– Это мой трофей.
– А почему у тебя железный ошейник на шее?
– Это так, дешевое украшение, подарок друга.
Так Ледяной Ангел вошёл демоном в рай тринадцати.
Его возненавидели все и с первого взгляда. Он был ужасный грязнуля и хам.
Его терпели, потому что любили Фаину. Единственный, кто высказывал недовольство вслух, – это, конечно, Милан Рысь. Сам был не лучше.
– Ледяной Ангел – мой трофей, – говорила Фаина.
– Кто чей трофей – это вопрос.
– Он со мной.
– Но не с нами.
Ледяной Ангел был сам по себе и ни в ком не нуждался.
– Кстати, его зовут Горностай. Он говорит, что ты была его служанкой, вытирала сопливые носы его детям, а жена его понукала тобой, как хотела.
– Кто её слушал, толстуху сварливую. Интересно было посмотреть, как живут эти северяне. Надоело – ушла. Он следом увязался.
– Прямо так и ушёл от жены, от детей?
– Жена сама отпустила. Он каждую ночь во сне меня звал.
– Любит, значит?
– А теперь во сне жену зовёт.
– Отпустишь?
– Кто его держит?
Инга называла мужа Горностаем. Они родились в один день, с детства были наречёнными. Любимая игра была – в семью.
Они были похожи, как близнецы: оба тонкие, светловолосые с синевой зимнего моря в глазах.
Первый ребёнок родился, когда им было четырнадцать.
Потом Горностай стал уходить на промысел – где заработает, где награбит.
Инга работала, не разгибаясь, чтобы дом и хозяйство в порядке держать. Ни минуты отдыха не знала, ела на ходу, спала урывками, чтобы, вернувшись, любимый муж мог отдохнуть в уюте, чтобы радовали его дети, здоровые и ухоженные. А о себе Инга забыла. Пропала краса. Загрубела, отяжелела она. Нежеланная стала. А он всё такой же красивый, лёгкий, гибкий. Словно она ему вторую молодость подарила – свою.
И вот пришёл, наконец, долгожданный, с подарками, ласковый, слишком ласковый. Рабыню привёл – Красную Змейку. Как вошла она в дом, так словно под ногами красные чертята забегали. Тяжело на сердце стало.
Горностай говорит, что рабыню Фаиной зовут, но я её Красной Змейкой прозвала.
И перепало мне любви от мужа в этот раз, только не моя это любовь.
Негоже госпоже объедки за рабыней доедать.