Лоло - страница 19

Само помещение местной управы разделено небольшой стойкой на две части: меньшая, с диванчиками и стульями вдоль окон, – для посетителей, и бóльшая – для служащих. На стойке – пластиковые таблички с указанием имен и должностей. У дальней стены – шкафы с бумагами, книгами. На стенах – образцы каллиграфии и традиционная живопись. И на всем – налет некоей провинциальности.

Переговорив с чиновником Отдела культуры и получив местные издания-путеводители по округу, профессор Юн договорился также и о том, чтобы нас подвезли до первой цели экспедиции, деревни Чунбан. Дали маленький грузовичок и легковую машину.

И вот мы в деревне. Перед въездом – небольшая площадь, образованная магазинчиком и заведением, о существовании которого я раньше никогда не подозревал и которое, признаюсь, весьма удивило меня. Небольшое одноэтажное здание, облицованное кирпичной плиткой. Узенькая веранда со старыми стульями, на которых сидят прожженные солнцем морщинистые старики в одеждах традиционного покроя. За верандой – кухня. Слева от кухни и позади нее комнаты. В главной, что слева, – огромный запыленный телевизор, пара столов, заваленных такими же пыльными журналами, остановившиеся настенные часы, несколько картин с традиционной живописью. Окна, непрозрачные, затянуты металлической сеткой от мошкары. В углу сложены подстилки. На полу – пепельницы, корейские шахматы и шашки, деревянные подголовники-«подушки». И называется все это – «Павильон для престарелых», нечто вроде клуба, где пожилые жители деревни могут собраться, побеседовать, поиграть в шашки, принять гостей с ночевкой. Кстати, ходят в такие «павильоны» в основном мужчины, в то время как пожилые женщины предпочитают собираться у кого-либо дома. Все бы ничего, и идея сама неплоха, но старость, собранная в одном месте, налет пыли, хотя полы в помещении чистые и кухня оборудована весьма современно, все же производят странное впечатление. Там студентам и предстояло ночевать.

Часов около четырех дня в «павильоне» собралось шесть человек стариков, кто в традиционной корейской одежде ханбок – широких розовых штанах и кофте с V-образным воротом, желтой жилетке, кто в недорогих европейских одеждах – в брюках, рубашке и куртке. Все разместились в углу большой комнаты, недалеко от входа. Студенты, семь человек, и профессор Юн сразу выставили перед стариками корейскую рисовую брагу макколли в пластиковых бутылках, печенье, сушеные кальмары. Какие песни и предания без бутылочки?

Однако старики не сразу начали петь. Прежде пошли разговоры о жизни: мол, вот в пятидесятые годы не было мужчин, доживавших до 60 лет, а теперь самому старшему – 83. Потом стали говорить о женитьбе: мол, какие симпатичные девушки (студентки) приехали в деревню, и неплохо было бы их поскорее отдать замуж, желательно за местных. А студенты все более настойчиво требовали народных песен. Худые, сморщенные, с лицами темно-шоколадного цвета старики беспрерывно курили и рассказывали об ушедших традициях деревни Чунбан:

– Был раньше в деревне священный холм и источник. И люди пили из него и брали воду, чтобы умыться. И еще собирали с каждого дома немного риса и совершали жертвоприношения духу холма. Но теперь деревня опустела, все молодые в городах. Никто жертвоприношений не совершает…

Я во время этого первого опроса, боясь нарушить атмосферу доверительности между студентами и стариками, ибо вид иностранца в глубинке к откровенности не располагает, уселся в дальнем конце комнаты под остановившимися настенными часами. Тем не менее я тоже потихоньку вытащил микрофончик и попытался записать речи стариков. Вдруг один из них встал, ни слова не говоря, подошел к часам и принялся заводить их, не обращая на меня никакого внимания, словно меня вообще не было здесь. Часы неприятно затикали над головой, создавая заметные помехи аудиозаписи. К счастью, они оказались сломанными и минут через 15–20, к моей величайшей радости, остановились.