Донна Аврелия и Лоренца перекрестились: убийство в церкви да ещё во время мессы считалось тяжким грехом.
– Моего дядю отпевали здесь, в этой капелле, – продолжал после паузы юноша. – И отца – тоже. Прошло уже два года, но я помню, что он лежал на ложе из золотистой парчи, к которой был приколот букетик фиалок, его любимых цветов…
Голос младшего сына Великолепного дрогнул, а его гостьи снова перекрестились.
– Прекрасное место! – заметила после того, как они вышли из капеллы, вдова. – Если бы я жила в этом дворце, то большую часть времени проводила бы здесь в молитвах…
– А мой отец любил отдыхать в студиоло, в самом конце коридора.
– Я бы хотела осмотреть и его, – вдруг сказала Лоренца.
– Женщинам туда вход запрещён… Но сейчас там всё равно никого нет, поэтому, думаю, мы никому не помешаем.
– А как же танцы? – прислушавшись к доносившейся сверху музыке, возразила донна Аврелия.
– У нас ещё есть время, – успокоил её Джулиано.
Миновав приёмные покои, они очутились в большой комнате с высоким мраморным сводом, вдоль стен которой стояли дубовые шкафы. У задней стены находился письменный стол Лоренцо. Над ним на полках красовались изделия из драгоценных камней, камеи, небольшие мраморные барельефы и древние рукописи. Сбоку виднелись инкрустированные столики работы флорентийца Джотто и нидерландского живописца Яна ван Эйка. Напротив, на каминной доске, была выставлена античная бронза, среди которой особое внимание привлекала фигурка обнажённого Геркулеса. Над дверями темнели на полках бронзовые головы и поблёскивали стеклянные вазы.
– К сожалению, мой отец редко бывал здесь, потому что у него было много дел, – сообщил Джулиано. – Но всегда находил время, чтобы поиграть со мной, Джованни и Гусёнком.
– Как ты сказал? – удивилась Лоренца
– Гусёнок или Глупышка – так прозвала моего старшего брата в детстве наша матушка донна Кларисса.
Его спутницы переглянулись: Пьеро и в самом деле походил на гусёнка из-за своего выгнутого носа.
– А вот Джованни отец называл не иначе, как умницей. Он хотел, чтобы мой брат стал папой и поэтому отправил его изучать право в Пизанский университет. Но ещё до того папа Иннокентий VIII, наш союзник, даровал Джованни кардинальскую шапку.
– Интересно, а какое прозвище дали тебе, мессир? – с улыбкой поинтересовалась донна Аврелия.
Юноша тоже улыбнулся:
– Отец говорил, что я – добряк.
– Я согласна с ним, мессир. Ты был очень добр к нам с племянницей! Как будто мы – твои родственницы.
– Донна Лоренца немного похожа на мою младшую сестру Контессину, которая сейчас живёт с мужем в Риме. Отец называл её Фьямчеттой (Огонёк) за рыжий цвет волос. И ещё – своей маленькой принцессой. Мы с Контессиной были большими друзьями.
Лоренце вдруг стало грустно: мессир Бернардо тоже называл её принцессой.
На противоположной стене от входа сразу бросался в глаза большой портрет черноволосого мужчины в алых одеждах и с непокрытой головой. Указав на него, юноша сказал:
– Это мой отец. Маэстро Доменико Гирландайо написал его незадолго до смерти.
С нескрываемым волнением Лоренца вглядывалась в болезненно-жёлтое лицо Великолепного с длинным носом, похожим на утиный клюв, и бескровными губами. Девушку поразило то, что её родной отец был так уродлив.
– Его называли самым безобразным человеком в Италии, – Джулиано словно угадал мысли девушки. – Но стоило моему отцу захотеть – и он мог расположить к себе любого. Примером тому служит его поездка во враждебный Неаполь вскоре после гибели дяди. Когда мой отец явился туда, то изумил короля величием своей души, ясностью ума и мудростью суждений. Тогда Ферранте I окружил его ещё большим почётом и стал подумывать о том, как бы заручиться дружбой такого человека вместо того, чтобы иметь его врагом.
