Как бы ни развивались события, Барин всегда был доволен собой, но крайне недоволен окружающим миром. Самых обидных люлей получали те, кто исполнял барские приказы с точностью швейцарского часового механизма. Дело в том, что в короткий период времени текущая волна его воображения полностью смывала прежнюю, а добежать до рабочих не успевала. Тех же, кто нарушал приказы хозяина, пусть даже в гомеопатической дозе, гнали таким помелом, что и сказать неловко.
– Так! – требовал Барин от Афганыча, глядя на соседей. – Слишком много революционеров развелось! Прошу обеспечить неприкосновенность периметра!
Поскольку Барин заключил с председателем контракт, эта сакраментальная фраза была призвана искоренить бытовую энтропию, на которую Афганычу без поденной оплаты было глубочайшим образом начхать.
Но неравнодушные всё же были.
Однажды, проходя мимо усадьбы Барина, сосед с параллельной улицы остановился у забора и, не сдержав эмоции, дал рабочим на крыше дельный совет: «Эй, мужики, неправильно кроете!». С крыши на него молча уставились несколько пар азиатских глаз.
– Сначала надо красной икрой покрыть, а потом уж и черепицей! Тут живет командир человечества! – засмеялся сосед.
Мастера в ответ довольно заулыбались. Надо сказать, что все, кто хоть однажды сталкивался с Барином, впоследствии понимали все намеки и переглядывания окружающих как международный язык эсперанто.
Как-то раз теплым летним днем нанятая им садовница Таня, копаясь на газоне, подняла глаза, чтобы поздороваться. Барин стоял с чищеной рыбой из когда-то модного магазина «Метро». Он был в махровом халате и тапочках, вокруг вертелись две его собаки, которых он в честь каких-то неведомых сибирских рек назвал странными кличками: Манга и Бюлюм.
– Вы дораду едите? – важно спросил Таню Барин.
– Нет… – непосредственно ответила Таня, краснея от своего невежества.
– А мы каждый день едим, – прибил ее к земле Барин.
Таня поджала губы, но стерпела. Это выцветшее на солнце существо и не подозревало, что никто не собирался втаптывать ее в навоз. Просто жизненным девизом Барина было рефлекторное желание «есть печеных лебедей и спать на взбитой перине.
Через час в соседнем дворе она возмущенно жаловалась хозяйке:
– Нет, не буду я там работать, – риторически угрожала Таня. – Мне это его всемогущество надо мной не нужно!
Соседка понимающе кивала и невпопад приговаривала:
– Вот именно!
Барин, конечно, был капризен, но благородство в сердце морского волка всё же теплилось. Особенно благороден он был с животными. За каждой кошкой, живущей на помойке, Барин бегал с индивидуальной сосиской и строго следил, чтобы каждая кошка и каждая сосиска получили по справедливости.
Он исполнял все фантазмы своих собак. Для невыносимо пахнущего псиной дворняги Бюлюма Барин возвел виллу с исключительным евроремонтом, не забывая информировать об этом почтенную публику. В роли благодарного слушателя время от времени выступал Афганыч.
– Да у него жизнь лучше моей! – рассказывал Барин.
Сосед же стоял рядом и оторопело думал: «Твою дивизию! А уж лучше моей-то точно!».
– Значит, там у него паркетный пол с подогревом, элитные стеклопакеты под размер, подиум, тент от дождя и другие прибамбасы, – загибал пальцы Барин.
– А то! Всё путем! – автоматически повторял Афганыч. – Круто! Без вопросов!
И пока Барин разливался, председатель с ухмылкой отмечал про себя:
