Женя ступил в прихожую, причудливо освещенную светом, который пропускали витражи, установленные в двух дверях, ведущих в боковую комнату и зал.
– Я Селиванов Евгений Кимович, – представился лейтенант, убирая в карман удостоверение. – Вы одна дома?
Ларионова на секунду дольше, чем следовало бы, задержалась с ответом.
– Одна. Что же все-таки произошло?
– Магазин «Бриллиант» сегодня ночью ограбили. Охранник убит, – брякнул Селиванов и прямо-таки впился цепким взглядом в лицо Ларионовой.
Если бы бухгалтеру «Бриллианта» было лет шестьдесят и она страдала сердечной болезнью, то ее непременно хватила бы кондрашка. Но Ларионова была молода, здорова, свежа и, как яблочко наливное, румяна – она выдержала. Лишь ойкнула и схватилась рукой за грудь, напоминавшую по форме слегка спущенный гандбольный мяч.
– Володя убит?! – вырвался у Людмилы сдавленный крик.
Как ни вглядывался Женя в лицо женщины, ничего необычного он заметить не мог.
«Ей либо работать в театре, либо она действительно ни в чем не виновата, – промелькнула у него мысль. – Впрочем, быть может, бухгалтерша является соучастницей преступления, скажем, наводчицей и об убийстве ей пока ничего не известно».
– Убит, – эхом отозвался лейтенант. Ему вдруг показалось, что молодая женщина сейчас упадет в обморок. Он предупредительно поддержал ее под локоть.
– Кто это сделал? – проронила она.
– А вот это, Людмила Дмитриевна, я как раз и хочу выяснить. Пройдемте в комнату.
Женя открыл одну из дверей. Это был небольшой зал с расставленной в нем мебелью с претензией на оригинальность. Нет, конечно же, «стенка», как и положено, стояла у стены, телевизор и «видик» в углу, а люстра висела на потолке, но вот массивный, обитый кожей «уголок» был сдвинут на середину зала, отчего места как перед «уголком», так и за ним едва хватало для того, чтобы человек мог протиснуться в кухню или лоджию.
Все так же бережно поддерживая Ларионову под руку, Женя ввел ее в комнату. Под потолком висел сизый табачный дым, у одного из диванчиков стоял столик на колесиках, на нем объедки, огрызки, окурки в пепельнице, недопитая бутылка коньяку и рюмки с остатками вышеназванного напитка.
Бухгалтерша смутилась.
– Извините, – пробормотала она и оттолкнула ногой столик, освобождая пространство, причем сделала это так неудачно, что стоявшая на столе посуда зазвенела, а одна рюмка опрокинулась, выплеснув остатки темной жидкости прямо на пепельницу с окурками.
Только сейчас Женя сообразил, что бухгалтер навеселе, но тщательно скрывает это, а потому движения у нее напряженные и нетвердые.
Он бережно усадил Ларионову на диван, отчего макси-майка – мини-платье укоротилось еще на добрую четверть, и сразу стало ясно, что под сим одеянием у бухгалтерши больше ничего нет.
– Сигарету, пожалуйста, – жалобно, с какими-то ужимками попросила хозяйка квартиры и без сил откинулась на спинке дивана.
Женя взял со стола сигареты, зажигалку, а из серванта достал чистую пепельницу и подал Ларионовой. Помог прикурить.
– Когда, Людмила Дмитриевна, вы вчера ушли из магазина? – спросил он, усаживаясь рядом с женщиной, но на короткую сторону «уголка».
Ларионова выпустила в потолок тонкую струйку дыма.
– В восемнадцать двадцать. Я об этом еще Ильмире сказала. – Она стала приходить в себя, бледность на лице исчезла, голос окреп.
«Все-таки актриса и, кажется, неплохая», – почему-то заключил Женя.
