Девчонка молчит, отвечая: «Да я тоже не знаю. Просто я никогда не бросаю друзей в беде. Вот и сказал: „Держись за меня, не теряй из виду, я собираюсь родиться в хорошем месте“. Ну и ты молодец, вцепился как клещ. И у нас с тобой получилось! Но как оно получилось, я сам толком не понял, было не до того. Поскорее бы вырасти и разобраться, как все в смерти устроено! И научиться помогать нормальным чувакам вроде нас рождаться не где попало, а только в хороших местах. Я теперь думаю, это самое важное дело на свете. Важнее даже любви и книг».
* * *
Девчонка, которая здесь старше всех, она родилась еще в прошлом году, поздней осенью, молчит: «Ты такая хорошая! Хочешь помогать и спасать. Ты – настоящая добрая фея, лучше, чем в сказках. Давай, когда вырастем, будем дружить».
Девчонка из гамака молчит: «Да, интересно было бы потом подружиться. С тобой и со всеми, раз уж мы встретились в самом начале пути. Говорят, вырастая, дети все забывают, но лично я не намерена ничего забывать! Надо будет присниться маме, попросить, чтобы с вашими взрослыми телефонами обменялась. А то как потом друг друга искать?»
Мальчишка, который все это время очень тихо лежал в своей бирюзовой коляске, то есть он молчал-слушал, а не молчал-говорил, вдруг начинает молчать так пронзительно, что это похоже на крик: «Я бы лучше забыла! Так можно? Пожалуйста, мне очень-очень надо забыть!»
«Если хочешь, значит, забудешь, – молчит в гамаке девчонка. – Чтобы помнить прошлое, надо специально стараться. И то не факт, что получится. А так-то все все забудут как миленькие, когда научатся говорить. Все в порядке, не бойся. Ты теперь в Лейне. Здесь у всех хорошая жизнь, – и молчит для себя, как взрослые бормочут под нос, стараясь, чтобы никто не услышал: – Какие страшные бывают судьбы. Бедная девочка. Факин шит».
Лейн, Лето 1-го года Этера
Сарелика Та Митори проснулась за полчаса до полудня; поздновато, но сегодня у нее выходной. Генерал Бла Саваши, он же погибший первой весной Там Кин, в смысле дочка, любовь ее жизни, как бы он ни выглядел, кем бы она ни была, спала в точности, как всегда спал Там Кин: в самом центре кровати, голова между двух подушек, сверху – комок из всех одеял. И от этого сразу становится очень смешно и немножко больно. Или наоборот.
Но Сарелика Та Митори научилась справляться с болью. «Что больно, это даже и хорошо, – говорит она себе каждое утро. – Там Кин со мной, но он не такой, как раньше, нашего общего прошлого больше нет и уже никогда не будет. Не горевать о такой потере – безумие, как бы хороша ни была наша новая жизнь».
– Поспи еще немножко, пожалуйста, – сказала она дочке. – Дай мне кофе в одиночестве молча попить.
Девчонка демонстративно зарылась в одеяла. Дескать, делать мне больше нечего – просыпаться в такую рань! Там Кин тоже прикидывался засоней, чтобы ей по утрам не мешать.
– Ты лучше всех в мире, – сказала Сарелика Та Митори. – Была и есть. То есть был.
Когда допивала первую чашку кофе (по утрам обязательно надо две), не увидела, поди разгляди сквозь заросли, а только почувствовала, что у калитки кто-то стоит. Обычно по утрам Сарелике Та Митори плевать, кто там стоит у калитки. Постоит и дальше пойдет! Если так уж приспичило повидаться, надо было заранее позвонить. Но сейчас она, сама себе удивляясь, крикнула:
– Я отсюда не вижу, кто ты. Но если ко мне, заходи.
– Собирался сперва дождаться, пока ты допьешь кофе, а уже потом постучаться, – улыбнулся Ший Корай Аранах.
