– Он приехал издалека, – скороговоркой объясняет Артуру Юрате. – Не сообразил, что у нас тут холодно. Прогноз погоды заранее не посмотрел. И я, молодец такая, не догадалась предупредить. Моя одежда ему не подходит. Даже не в том беда, что женская, просто от холода не спасет. Сам знаешь, как я зимой одеваюсь, – Юрате демонстративно оттягивает рукав своей белоснежной куртки, чтобы стало понятно, насколько он тонкий. – И шарф у меня дома всего один, да и тот летний – помнишь, смешной с черепами? Короче, давай разденем тебя, дорогой.
– Давай! – легко соглашается Артур и тут же начинает расстегивать брюки.
Юрате хохочет:
– Вот спасибо! Спонтанный стриптиз репутации «Крепости» не повредит! Но вообще я имела в виду, может, у тебя дома есть лишняя теплая куртка? Шапка, шерстяные носки…
– У меня есть дубленка, – вспоминает Артур. – Родители еще давно подарили. Теплая – зашибись. Но, собака, тяжелая, поэтому я ее не ношу. И теплых носков какая-то страшная куча. Сбегать и принести?
– Пожалуйста, – кивает Юрате. – Но чем бегать, лучше возьми такси.
– У меня свитеров дома столько, что полгорода можно одеть, – говорит Три Шакала, услышав их разговор. – Правда, они не новые. Ну так это не страшно, наверное? Твоего друга надо согреть, а не нарядить?
– Нарядить! – смеется Юрате. – Причем чем хуже, тем лучше. Чтобы на всю жизнь запомнил нашу суровую зиму. Спасибо! Но зачем тебе лишний раз на мороз выскакивать? Давай ключ, я сбегаю, только скажи, где что лежит.
– Сколько того мороза, здесь же близко, – напоминает ей Три Шакала, который на самом деле страшно рад, что самому идти не придется, и протягивает ключи. – В шкафу, который в прихожей. Там на двух верхних полках сложены все чистые свитера.
Лийс (Лаорги, который с каждым глотком все больше и больше становится просто Лийсом, потому что выпивает среди друзей) медленно цедит горячий глинтвейн с клубникой, глазеет на ослепительно красивые (если смотреть его зрением) лица, слушает обсуждения, кто чего ему принесет, и думает: «Надо же, как мне повезло! Оказался в хорошей компании. В этой реальности люди настолько… э-э-э… предположим, сложные, что мы их даже спящими на порог не пускаем; собственно, правильно делаем. Но эти – совершенно такие, как мы!»
– Я могу дать шапку, – подает голос Труп, который все это время пытался разобрать, что они тараторят, и вспомнить значения слов. И вот наконец что-то вспомнил, об остальном догадался; короче, успешно завершил перевод.
– А сам домой в чем пойдешь? – удивляется Дана.
– Ни в чем! – безмятежно отвечает ей Труп. – Я отсюда домой не пойду.
И пока Дана обрабатывает неожиданную информацию, гадает, когда это Труп успел стать бездомным, что у него стряслось, и одновременно на всякий случай прикидывает, где уложить художника, не гнать же, в самом деле, его на мороз, тот добавляет:
– Домой на такси поеду. Насрал, что близко. Когда так холодно, все становится далеко.
– «Насрать», – поправляет его Наира. – Я зануда, прости! Но в этой фразе нужна неопределенная форма глагола. Прошедшее время тут ни к чему.
– Да, – соглашается Труп. – Спасибо. – «Какая жизнь, такая и форма глагола», – думает он. И старательно повторяет вслух, чтобы точно запомнить: – Насрать, насрать, насрать!
Лийс заинтересованно смотрит на Трупа. Наконец говорит:
– Если ты точно-точно на улице не замерзнешь, я бы очень хотел поносить шапку, которая побывала на твоей голове.
