– Зачем? – она отстранилась, не позволив особисту прикоснуться к разбитому лицу.
– Затем, что вы определенно ему симпатичны… знаете, он отослал наших девочек…
– Сочувствую.
…змей смеялся. И Катарина чувствовала себя колоколом, который заполняется этим безумным болезненным смехом. Кажется, у нее кровь носом пошла и пришлось нос закрыть ладонью.
– Умойтесь, – неожиданно жестко велел Нольгри Ингварссон. – И приведите себя в порядок. Разговор предстоит не самый приятный.
Еще бы…
Она ведь уже знает, что ей скажут. И потому умывается долго, трет щеку и прикладывает к ссадине – через всю щеку – жесткое полотенце. Дерет гребнем всклоченные волосы. Возится с чулками, которым самое место в мусорной корзине…
Нольгри Ингварссон устроился в гостиной, подвинул кресло к окну, сел боком, чтобы и улицу видеть, и комнату. И подумалось, что Хелег держался точно также.
– Вот так-то лучше. Успокоились? – спросил он, указывая на второе кресло.
…мебель Катарина приобрела в комиссионном магазине. Повезло наткнуться на почти новую. Вернее, дело не в везении, а в Вареньке, которая при комиссионке работала и в ее парне, имевшем дурную привычку Вареньку поколачивать. И в том деле, где этот парень всплыл… всплыл и сел.
А Варенька осталась.
Ее Катарина пожалела, вычеркнула из материалов, и Варенька за жалость отплатила по-своему.
– Садись. Еще коньяка?
– Спасибо. Нет.
В голове и так шумело. То ли от выпитого, то ли от пережитого, то ли просто от усталости.
– Мы постараемся разобраться быстро. Итак, от Петера тебе достался некий артефакт, потенциально, прошу заметить, опасный артефакт… ты знала про демона?
– Да.
Врать не имело смысла.
– Сколько тебе было, когда ты получила кольцо?
– Шестнадцать.
Читает. И не скрывает этого. Неприятно. Опасно и… и не Катарине сопротивляться.
…она могла бы, если бы захотела… что человек против демона? Стоит пожелать и…
– Не поддавайтесь, – посоветовал Нольгри Ингварссон, глядя пристально, изучающе. И в какой-то момент Катарине показалось, что он и вправду не отказался бы препарировать ее. Нет, не здесь, не в квартире, но в тихой лаборатории, где найдется для Катарины и тихая комната без окон, и стол блестящий, и новехонький набор инструментов…
– Не поддамся, – пообещала она без особой, впрочем, уверенности.
– Он ищет ваше слабое место.
– Он нашел изрядно моих слабых мест, – вынуждена была признаться Катарина.
– Теперь вы осознаете, насколько подобные контакты опасны?
Осознает.
И даже раскаивается. И знай она то, что знает сейчас, скорее позволила бы убить себя, чем…
– Почему вы не заявили? – особист указал на кольцо. – Я понимаю еще юный возраст… шестнадцать лет, сложная жизнь… вы тогда подали первое заявление в школу? И вас приняли… да, благодаря рекомендательным письмам вашего наставника…
Катарина кивнула. К чему слова? К чему вообще этот разговор издалека? Они оба взрослые и оба понимают, что сейчас произойдет.
– Но вы стали старше. И все равно молчали.
– Я… я опасалась, что… что мне не поверят…
Нольгри Ингварссон погрозил Катарине пальцем.
– Не лгите. Конечно, звучит правдоподобно, но мы-то знаем, вам просто не хотелось расставаться с вашим демоном.
– Нет!
Ложь.
Она бы рассталась. Немедленно. И Катарина отчаянно попыталась подцепить колечко, тонюсенькое такое колечко, которое…
– Тогда в чем дело?
– Я… – она сглотнула, понимая, насколько неправдоподобно прозвучат ее слова. – Я забыла… я просто-напросто забыла про него… я не лгу…
