Монфокон сверкнул зубами, увидев доску с незаконченной партией в «замки».
– Каковы ставки? Мне кажется, золото для тебя – это слишком скучно, Фальконет.
– Деньги никогда не бывают скучными, – возразил Конор, не отрывая взгляда от доски. – И потом, деньги – это не обязательно золото. Сейчас мы играем на акции предприятия, которое импортирует красители.
– Если Роверж узнает, будет не очень доволен, – злорадным тоном ответил Монфокон.
Семья Ровержей владела хартией на торговлю красками для различных нужд. Большинство членов Семей Хартий, хотя и вынуждены были работать вместе в Совете, терпеть не могли друг друга; они походили на диких котов, ревностно охранявших свою территорию.
– Я буду играть с победителем, – добавил Монфокон и бросил на спинку стула свой фрак из золотой парчи. – Хотя я предпочел бы карты.
– Можешь сыграть с Келлианом, – произнес Конор, не оборачиваясь.
Монфокон равнодушно взглянул на Кела. Джосс относился к «кузену» принца неплохо, но вот Монфокон с самого начала дал понять, что Кел ему не нравится. Возможно, так проявлялась зависть к Конору – в неприязни к его «тени». В конце концов, неприязнь к члену королевской семьи была равносильна государственной измене. А вот Кел, хотя и изображал дальнего родственника принца по матери, не принадлежал к царствующему дому Кастеллана.
Кел вежливо улыбнулся.
– Не думаю, что меня можно считать достойным противником для сьера Монфокона.
Еще в самом начале своей жизни при дворе Кел постарался запомнить формы обращения к аристократам. Принца называли «монсеньер», короля и королеву – «ваше величество», мужчину – «сьер», замужнюю женщину из благородной семьи – «мадам», а незамужнюю – «демуазель». Большинство аристократов, считавших, что «кузен» недавно приехал из Мараканда, прощали ему ошибки. Только Монфокон однажды ударил его по лицу за то, что он забыл обращение «сьер», и Кел даже после того, как стал взрослым, продолжал обращаться к Монфокону подчеркнуто любезно. Он знал, что это раздражает аристократа, но тот ничего не мог поделать.
– Тем более что у вас едва ли имеются акции заморских компаний, амирза Анджуман, – ответил Монфокон, называя Кела титулом, принятым у аристократов Мараканда; вероятно, он хотел задеть друга принца, но это не подействовало.
Кел лишь улыбнулся про себя, размышляя о том, хватит ли Монфокона удар, если он узнает, что назвал аристократическим титулом безродного мальчишку, выросшего в канаве. Который к тому же никогда не бывал в Мараканде. За прошедшие годы Кел привык, что к нему обращаются как к родственнику Конора, человеку из высших слоев общества. Но это не имело значения. Он не знал своей настоящей истории, своего происхождения, ему нечего было переписывать и забывать.
– Вы правы. Какая жалость, – усмехнулся Кел. – Но я вижу, к нам сейчас присоединятся новые гости; возможно, кого-нибудь заинтересует партия в «красное и черное».
И действительно, в дверях салона появилась очередная группа приглашенных – молодые аристократы с Горы и сыновья богатых купцов. Фальконет поднялся с дивана, чтобы поприветствовать их, и Монфокон занял его место напротив Конора. Кел незаметно наблюдал за принцем, а новоприбывшие окружили молодого мужчину-проститутку из Хинда, который гадал на картах всем желающим.
Несколько лет назад во дворце появилась гадалка – Лилибет наняла ее для развлечения гостей во время какого-то празднества. Конор настоял на том, чтобы она предсказала судьбу Келу. Женщина взяла его руки и взглянула ему в глаза, и в этот момент он почувствовал, что она видит его насквозь, как будто он был статуей из огненного стекла. «Тебе предстоит блестящая, но странная жизнь», – сказала она. По ее щекам текли слезы. Кел поспешил уйти, но до сих пор помнил ее слезы и эти слова.
