– Фу-у-у… – обрел дар речи Одуван. – Давай скорей!
Шеф-повар тоже перевел дух и шагнул в апартаменты авантюристов. Следом шествовала толпа поварят с подносами в руках. Они начали шустро сервировать стол. Закончив работу, кухонные работники поклонились и потянулись к выходу.
– Это всего лишь первый пришел, – облегченно выдохнул Одуван, набрасываясь на еду. Перед его глазами возник загибающийся королевский палец, отсчитывающий мгновения его жизни.
Шеф-повар, покидавший апартаменты последним, побелел и рухнул в обморок прямо за порогом. Испуганные поварята прикрыли дверь и начали обмахивать начальство опустевшими подносами. Пока его приводили в чувство, Одуван успел опустошить стол назло подельнику, предательски бросившему его погибать тут во цвете лет, после чего вновь задумался о своей горькой судьбе. Интересно, как его будут казнить? Неужели просто перережут горло? Проклятые воры! Вот так всегда: кто-то ворует, а отдуваться приходится другим. Эх, найти бы гада! Одуван размечтался.
– Лично присоветую королю поса-а-адить злодея на кол! Королевские печатки воровать! Голову рубить не позволю. Только на кол! И ко-о-ожу… кожу живьем сдирать!
Только что открывший глаза шеф-повар снова закатил их. Поварята поняли, что самим им с припадочным начальством не справиться. Они подхватили шефа на руки и поволокли к главному виночерпию отпаивать болезного его любимым лекарством. На их беду, главный виночерпий в своем рабочем кабинете, напоминавшем лабораторию алхимика, был не один. Искусный винодел Арманьяк, выписанный Георгом VII из далекой горной страны, только что обсудил с главным управляющим дворцового хозяйства Мажерье один очень важный документ, дающий дополнительные налоговые льготы на выделенные ему в личное пользование виноградники. Управляющий как раз ставил на документ печать.
– Куда претесь?!! – взревел Мажерье, торопливо пряча королевское кольцо в карман.
Испуганные поварята выронили шефа и кинулись врассыпную. Мажерье с Арманьяком переглянулись.
– Оливьен, что с тобой? – заволновался управляющий, запирая за поварятами дверь.
Главный повар не подавал признаков жизни. Арманьяк торопливо накапал грамм двести своего самого лучшего лекарства, выдержавшего не одну перегонку и пять лет, не меньше, доходившего в дубовой бочке, выдернул из-за пояса кинжал, разжал им зубы больного и плюхнул всю дозу внутрь пациента. Пациент немного побулькал, открыл глаза и, увидев склонившегося над ним управляющего, вцепился в него, завопив во всю глотку:
– Шеф! Все пропало! Нас раскололи!
– Спокойно, Оливьен, спокойно. Кто расколол? Как?
– Новый маг. Большо-о-ой такой, во! – Оливьен попытался изобразить габариты Одувана, развел руки, невольно отпустив отвороты ливреи управляющего, и вновь грохнулся на каменные плиты пола. – Он нам уже казнь придумал. Сначала на кол посадят, а потом живьем кожу сдирать будут.
Теперь уже стало нехорошо управляющему с главным виночерпием.
– Арманьяк, плесни и мне пару капель, – слабым голосом попросил Мажерье.
Главный виночерпий капнул и ему, и себе.
– Из любого положения есть выход, – просипел управляющий, вытирая жгучие капли с усов. – Арманьяк, самого лучшего вина этому магу!
– Какого?
– Элитного. Из тайных подвалов короля.
– Да меня ж повесят! Там каждый кувшин на учете.
– Нас скоро и так повесят, – успокоил его уже слегка окосевший повар. – Нет… на кол посадят.
