– Я работаю в госпитале и каждый день в это время возвращаюсь домой. – она говорила это, внимательно разглядывая кончик своего ботинка. – Завтра я тоже буду идти этой дорогой…
Она побрела к дому и оглянулась только один раз, когда открывала входную дверь. Он стоял на месте и ласково улыбался.
Грем встретил ее следующим вечером и на другой вечер, и на следующий, и во все последующие вечера. После работы Элис уже не шла домой, а гуляла с ним по городу. Отцу она говорила, что ее задерживают в госпитале. Сперва мистер Барнхем возмущался. Разве можно так нагружать работой молодых девушек! Но потом стал приглядываться к ней по-внимательнее, и когда она говорила, что в госпитале ужасно много работы – недоверчиво качал головой.
Каждое новое свидание не походило на предыдущее. Грем умел развлечь девушку. Конечно, он был уже не молод, но Элис этого почти не замечала, и когда он, сильный и мускулистый, легко подхватывал ее на руки и переносил через лужи или грязь, попадавшиеся на пути, она чувствовала себя пушинкой в его руках. На какую-то секунду ей поневоле приходилось обхватывать его шею руками и почти касаться губами его щеки. Сердце ее при этом колотилось так, что стук отдавался у самого горла.
– Вы такая легкая, Элис, – говорил он, бережно опуская ее на землю. – Прямо перышко!
Грем не замечал ее волнения или делал вид, что не замечает. Но Элис казалось, что он все понимает и в душе посмеивается над ее смущением.
Однажды вечером, провожая ее к дому, он вдруг прижал ее к кирпичной стене и, закрыв своим телом, чтобы не было видно прохожим, поцеловал. Это был очень долгий и сладкий поцелуй, такой долгий, что у нее подкосились ноги и закружилась голова. Она еще не испытывала ничего подобного и поначалу испугалась, ахнула и хотела оттолкнуть его, но потом сама обняла его за шею, и прижавшись к нему, растворилась в этом поцелуе. В этот вечер они почти не разговаривали, и всякий раз, когда им попадался укромный уголок, он разворачивал ее и целовал долго и страстно.
Вернувшись домой, она не стала ужинать, и пожелав отцу доброй ночи, прошмыгнула в свою комнату, точно мышка. Элис закрыла за собой дверь и стояла прижавшись к ней спиной, тщетно пытаясь унять стук сердца. «Боже, что за вечер! – подумала она тогда. – Необыкновенный!» Перед ней словно открылась дверь в неведомый мир, мир наслаждений и любви. Она больше не была красивой, но одинокой Элис. Теперь у нее был мужчина, который сводил ее с ума. В эту ночь она почти не спала и, утром первым делом подумала о нем.
– Что с тобой, дочка? – спросил ее за завтраком отец, когда она в третий раз не ответила на его вопрос. – Ты сегодня какая-то странная. Молчишь все время, почти ничего не ела. Что тебя беспокоит?
Элис испугалась, что отец учинит допрос, и стала много и не к месту говорить, чем вызвала еще больше подозрений.
– Да что с тобой такое? – еще больше изумился мистер Барнхем. – То молчишь, то тараторишь без умолку. Я тебя просто не узнаю.
Она чмокнула его в морщинистую, гладко выбритую щеку и выбежала из дому.
День показался ей чудесным. Теперь все дни казались ей чудесными, ведь за ними наступали вечера, и Грем уже ждал ее в условленном месте. Пока было светло, он не позволял себе ничего лишнего. Они только прогуливались и разговаривали. Грем рассказывал ей о себе. Он не так давно лишился работы и теперь хотел обосноваться в этом городе. Он снимал комнату в пансионате в западном районе города. Элис рассказала ему про госпиталь и про отца. В сущности, обоих мало интересовали эти подробности. Оба ждали, когда, наконец, стемнеет, и можно будет приникнуть друг к другу. Теперь он шептал ей на ухо всякие нежные слова, говорил, что скучал весь день и думал только о том, что вечером сможет снова поцеловать ее.
