Олег как-то и не сообразил поначалу, что его скорее поймут, если то же самое произнести на английском языке, который во всем мире был у моряков средством общения.
Как раз в это время сверху дали двигателю малый ход, шум поутих, и Давыдова услышали. Люк вдруг распахнулся. Олег, подняв голову, увидел загорелое лицо синеглазого моряка в мятой темно-синей фуражке, с трубкой в зубах и с рыжей шкиперской бородкой.
– А ну-ка вылезай! – сказал он.
Олег не понял отдельных слов, но понял фразу по ее интонации и стал выбираться из машинного отделения. Когда он оказался в рубке, моряк в фуражке выключил двигатель.
Олег осмотрелся – мусорщик находился в восточной гавани Ухгуилласуна.
– Ты кто такой? – спросил хозяин посудины.
Давыдов растерянно улыбался.
– Эй, Хельга! – позвал моряк. – Иди посмотри, какого кролика поймал твой отец…
Дверь в рубку открылась и вошла девушка в оранжевой куртке; капюшон куртки был отброшен за спину. Увидев Олега, она улыбнулась. Вид у него в полусырой форменной куртке с погончиками, в брюках, будто изжеванных коровой – Давыдов постарался от души, выжимая из них воду, – вид у него был, конечно, еще тот.
– Кто ты такой? – снова спросил человек со шкиперской бородкой.
– Он, видимо, не знает нашего языка, отец, – сказала девушка. – Хотя по обличью – вылитый швед. Из средней части страны…
– Это, наверно, пьяный янки с «Президента Рузвельта», – проворчал ее отец. – Его экипаж не просыхает уже третьи сутки…
Олег Давыдов понимал, что его спрашивают о чем-то, но язык перестал ему повиноваться.
– Янки, гоу хоум! – заорал вдруг голубоглазый бородач, и Олег вздрогнул.
– Ноу, – сказал он по-английски, – ит из нот… Ай эм нот янки. Ай эм рашен сейлор!
– Русский моряк? – переспросила вдруг девушка на родном для Давыдова языке, правда, с некоторым акцентом. – Не может быть!
Конец ознакомительного фрагмента.
