Его наглости нет предела, равно как и моему возмущению. В сердцах выпаливаю, что заявлю в полицию, но Никите по барабану. Отмахивается от моих угроз и с довольной ухмылочкой глушит дорогущий виски.
Стою посреди его кухни и теряюсь: как быть дальше? Ситуация совершенно дурацкая, и чувствую я себя непонятно: и убить его хочется, и прижаться к нему всем телом. Это точно раздвоение личности.
– Смотри сюда, – тычет пальцем на кухонный остров и пристыдить меня пытается. – Помнишь, что происходило здесь утром?
В ответ во меня вскипает огненная лава. Еще бы не помнила! Как забыть, если каждая клетка тела все еще пропитана нашей страстью?!
Он подходит вплотную, проводит пальцами по щеке. Окружающее нас пространство начинает знакомо сжиматься. Воздух становится тяжелым и густым, вдыхать его с каждой секундой сложней. Его грудь тяжело вздымается, я же, напротив, почти не дышу.
Теплая рука властно ложится на поясницу, запуская по напряженному телу волну мелкой дрожи. Пытаюсь её сдержать, да только бесполезно: всё внутри трепещет от его близости. Как бы сильно он ни злил, эта долбанная химия между нами всё ещё работает.
– Ты ведь понимаешь, что мы не должны? – задаю вопрос и задумываюсь.
Я его спрашиваю или себя? Осознаю ли я, что нам нельзя сближаться? Абсолютно точно, но сил нет как хочется!
– Ты ведь понимаешь, что мы не остановимся? – задаёт встречный.
Урчит, котяра, своим фирменным шёпотом, и я готова мурлыкать в ответ. Этот его хрипловатый приглушенный голос – какой-то запрещенный приём. Что-то вроде двадцать пятого кадра. Работает стопроцентно!
Поддаюсь давлению руки и прижимаюсь к его груди. Утыкаюсь носом в футболку, улавливаю тёплый аромат кожи и блаженно прикрываю глаза. Я так скучала по его запаху, первое время он мне даже снился.
– Ты все такой же: видишь цель – не видишь препятствий.
– Ты все такая же: зачем-то упираешься и борешься с собственным желанием.
Я не вижу его лица, но знаю, что говорит с улыбкой.
Он ошибается. Жгучее, раздирающее изнутри желание изматывает тело почти сутки. Бороться с ним бесполезно. Я проиграла в этой борьбе, толком ее не начав. Потому и прячу глаза. В них столько этого желания беснуется, что он вмиг считает, и тогда тормоза окончательно сорвет. У обоих.
Нельзя! Нам нельзя сближаться, – повторяю, как мантру, а сама прижимаюсь к нему. Слышу, как частит его сердце, и невидимые импульсы беспричинного счастья пронзают мое собственное.
Никита легонько поглаживает поясницу. Его ладонь горячая, а меня озноб пробирает. Все волоски на теле поднимаются, делая кожу пупырчатой. Это заметно, и мне неловко.
Немного отстраняюсь и кладу ладонь на его предплечье.
– Ты хотел поговорить, – напоминаю, хотя понимаю, что его фраза про «поговорить» – просто замануха, чтобы усыпить мою бдительность. Мог не стараться: она еще со вчера в отключке.
Никита прищуривается, в несколько глотков допивает виски и отпускает меня.
Идет к холодильнику, жмет клавишу ледогенератора и подставляет стакан. Кубики льда сыплются с характерным треском. Ёжусь и обхватываю себя руками. Он ушёл – и стало холодно.
Смотрю на его плечи и спину, обтянутую тонким трикотажем тенниски именитого бренда, спускаюсь взглядом ниже. Задница у него классная, конечно. И в целом фигура шикарная – идеальный перевернутый треугольник. А у Дани скорее овал. Он вроде и не толстый, но плечи покатые и бедра круглые.
