По лестнице спускается Никита Гордиевский.
Чёрт! Не показалось вчера!
Это, в общем-то, все мои мысли. Ни говорить, ни думать нормально я уже не способна. У меня ступор и шок. Так и стою с дебильной улыбкой, натянутой на приоткрытый для приветствия рот.
Никита возмужал. Стал крупней и как будто выше. На лице – небольшая щетина. Специально или не успел побриться – непонятно, но она теперь в моде. На Никите джинсы и фирменная белая рубашка навыпуск, рукава закатаны. В руках стакан с остатками янтарной жидкости. Никита вовсе не такой холеный, как в день нашего знакомства. Выглядит небрежно и брутально. Хмурится. Уставший или сонный? Это все, что я успеваю отметить.
– Ну здравствуй, Птичка, – подходит к входной двери и закрывает её. – Рад тебя видеть, – выдыхает.
В этот момент я роняю папку. Бумаги бесшумно рассыпаются по полу. Я смотрю на них, и в голове моей судорожно несутся мысли.
Зачем он это сделал? Нашел меня и нанял. Приехал. Заманил в свой дом. Закрыл дверь. Он знает о Николь? Наводил справки? Сроки посчитать несложно. Что ему нужно? Забрать у меня дочь?
– Она не твоя! – выкрикиваю я вместо приветствия.
Оно само как-то у меня вырывается. Неожиданно мой речевой аппарат решил проявить независимость от мозгового центра. Старая история, когда рядом Гордиевский – долбанный триггер моей неадекватности! Три года назад при нем я постоянно что-то не то ляпала.
Никита подходит, приседает и одним движением сгребает разлетевшиеся листы, а потом поднимает на меня глаза и уточняет:
– Не понял. Ты о чем?
Хочется сказать что ни о чем, а о ком, но, к счастью, успеваю вовремя прикусить язык – мозг заработал.
Смотрю на парня у моих ног и не могу поверить, что это происходит наяву.
Моргаю.
Не исчез.
Еще раз.
Не помогает.
Тысячи раз я представляла себе нашу встречу, проигрывала сотни вариантов, где это произойдет, что я ему скажу и как легко смогу скрыть правду о Николь. Перед зеркалом репетировала, фразы заучивала.
Напрасно. Все равно оказалась не готова.
Наши глаза встречаются, и я думаю, что правильней было бы сказать ему о дочери. Не сейчас, не сразу, но сказать.
Никита поднимается и протягивает мне бумаги. Глаз от моего лица ни на секунду не отрывает. Смотрит внимательно и ровно – никаких эмоций. Под таким прицельным взглядом некомфортно настолько, что по спине пробегает озноб.
– Я взяла не ту спецификацию растений, – поясняю и сжимаю дрожащими пальцами листы.
Вру, конечно. На ходу придумываю. Вдруг он ничего не знает обо мне, а я уже отбиваюсь.
– Не проблема, завтра подпишем, – говорит спокойно и перестает меня разглядывать. Проходит в кухню.
Этот Никита совсем не тот, которого я знала три года назад. Он серьезный и жесткий. Нет больше во взгляде той согревающей озорной искорки и открытой улыбки, очаровывающей с первой секунды. От него даже пахнет иначе. Повзрослевший Никита и туалетную воду сменил на взрослую.
Он совсем чужой, и это пугает, но сбежать не выйдет. Дверь закрыта, машина заперта в его дворе. Да и как сбежать, если приехала на подписание контракта?
– Могу съездить в офис – это недолго, – предлагаю с излишним энтузиазмом.
Это такая хорошая отмазка, чтобы свалить прямо сейчас. Мысленно я уже сажусь в машину и еду в Барселону, чтобы ближайшим ночным корабликом уплыть на Балеары[1] к Маше, маме и Николь.
– Потом подпишем, – бросает через спину, – не суетись…
Не получилось. Вот блин!
