Ловушка на жадину - страница 6

Заложив широкий круг, Сева обошёл разбитые машины и даже в кустах около них пошарил.

– Парень! Что ты тут делаешь? – Всё тот же строгий молодой полицейский смотрел на него, придерживая рукой расстёгнутую кобуру, точно готовясь выхватить пистолет.

«Да я опасен!» – мысленно сам собой восхитился Сева, а вслух буркнул:

– Братьев ищу.

– Ищи там, где ты их потерял, – отрезал полицейский. – А тут нечего любопытствовать.

«Мог бы и помочь», – опять же мысленно проворчал Сева. Хотя любопытные местных полицейских, наверное, совсем достали: вон дедок Пал Андреич на ментов орёт, будто он тут и мэр, и шеф местной полиции разом. Но где же всё-таки мелкие? Кажется, в лес они заходили здесь… А потом штанами за ёлку зацепились, никак отцепиться не могут? Сева нырнул под сосновые лапы, шаг – и на него разом, точно плотная ткань на голову, обрушился сумрак. Стволы, толстые и тонкие, напоминали беспорядочную решётку, то проступающую сквозь темень, то снова растворяющуюся в ней. Пара шагов назад, и он снова на шоссе, но казалось, что стволы сосен плотно сомкнулись за спиной: «Не выпусссстим! Не уйдёшшшь!» Ветки качнулись с тихим шелестом, осыпав его каплями, оставшимися от утреннего дождя. Севу передёрнуло: от холода, только от холода, неприятно, когда ледяная капля падает за шиворот и катится по позвоночнику, как по дорожке. А бояться тут нечего. Он сделал неловкий шажок вперёд. И правда, земля под ногами качается, как водный матрас – хлюп-хлюп! Ещё шаг… Ничего не видно, так и на сук напороться можно.

– «Сынок, где твой глазик?» – спросит папа… – нашаривая мобилку в кармане ветровки, пробормотал он и писклявым детским голосочком сам себе ответил: – На веточку наделся, висит там и моргает! – Провёл по сенсору – яркий луч фонарика метнулся меж ветвей.

Скрюченный, как лапа монстра, и острый, как копьё, сучок торчал в миллиметре от Севкиного глаза!

– Всё-таки есть у меня чутьё… какое-никакое… – Замерев и почти не дыша, парень моргнул раз… другой… и аккуратно-аккуратно отвёл голову в сторону. Опустил луч фонарика вниз…

– Глазик моргает… Ну и воображение у тебя, Севка! – прохрипел распростёртый на земле Славка. – На голову мне не наступи, пожалуйста… – Он сплюнул лезущую в рот тину. И ещё глубже ушёл в полужидкую землю.

Его вытянутые вдоль собственных ушей руки уходили в затянутое слоем ряски болотное «оконце» меж стволами деревьев, а пальцы намертво вцепились в капюшон Вовкиной ветровки, удерживая младшего брата над чёрно-зелёной жижей.

– Так получилось, – прошептал Вовка, испуганно глядя на Севу.

Мгновение Сева глядел на них… и сделал шаг назад. И второй. Увидел, как в одинаковом ужасе глаза братьев распахиваются широко-широко…

«Вот дурачки!» – подумал он, цепляясь ногой за ствол сосенки… и рывком выдергивая широкий кожаный ремень из джинсов.

– Блуп! – Чёрный пузырь выдулся над жижей и лопнул у самого уха, и даже бульканье его звучало издевательски. Вроде как «держитесь, цепляйтесь, всё едино мои будете!».

– Т… товарищ комиссар! – прозвенел отчаянный детский голосок, и на словно плавающем в болотной жиже лице распахнулись полные ужаса глаза. – Вы должны меня бросить! Вы наш командир, ваша жизнь гораздо ценнее…

– Молчать, боец, блуп! Замри! – простонали в ответ – казалось, что отвечает соседняя кочка. Только если очень внимательно присмотреться, можно было различить, что никакая то не кочка, а ещё одно лицо: над чёрной поверхностью трясины виднелась запрокинутая голова – болотная жижа уже подступила к самому рту, – да ещё держащаяся за жердь рука. Вторая рука вцепилась в скользкий от тины ворот, удерживая над болотом второго человека – поменьше и полегче. Может, только поэтому они оба ещё оставались на поверхности. А может, потому, что старшего и более крупного тоже держали. Протянутые руки третьего были полностью залиты болотной жижей, но ясно, что он успел ухватить тонущего под мышки. И теперь отчаянно держит, не в силах сдвинуться ни туда, ни сюда – поросшая травой земля оказалась коварной и проседала под распростёртым на ней телом, с довольным чавканьем втягивая его в себя. Медленно, вкрадчиво. Трясина не торопилась.