– Здравствуйте, – сдержанно кивнул капитан и указал на стул. – Садитесь.
Заключенный расположился напротив Дмитрия.
– Имя? Фамилия? Звание?
– Корольков Александр Васильевич. Сержант, – четко, по-военному доложил собеседник. – Воинская часть…
– Это нас пока не интересует, – перебил Королькова офицер. – Расскажите, при каких обстоятельствах вы попали в лагерь в Полянах.
– Меня ведь уже спрашивали об этом, – слегка удивленно посмотрел на него Корольков.
– Вас допрашивали другие сотрудники, – заметил капитан. – Теперь расскажите нам.
Военнопленный подробно поведал о том, что попал в плен, как он сам выразился, по собственной глупости – схватился врукопашную с немецким солдатом, а тут подоспели еще трое и схватили его. В этом он сам считал себя виноватым и не скрывал этого.
– Что вы можете рассказать о других заключенных? – продолжил Юркин.
– Обо всех? – уточнил Корольков.
– О тех, кто был с вами в лагере, когда его отбили у немцев.
Допрашиваемый снова пустился в объяснения. Рассказ его подробностями не изобиловал, но общее представление дал. Бывший узник поведал о других собратьях по несчастью и о тех, кто сотрудничал с администрацией лагеря. Из показаний других пленников капитан вспомнил, что с несколькими стукачами расправились, как только поняли, что немцы сбежали. Двоим, правда, удалось выжить, но их вытащили из барака в бессознательном состоянии. Поэтому Дмитрий не перебивал Королькова, лишь задавал уточняющие вопросы. Михаил молчал, но было видно, что он внимательно следит за разговором.
– А что вы можете сказать о заключенном Захарове? – спросил, наконец, парень.
Собеседник призадумался, потом пожал плечами.
– Ничего, – сказал он. – Такой же, как мы. С немцами он не сотрудничал. Но когда я попал в лагерь, он там уже был.
– А вы попали зимой этого года, правильно?
– Так точно.
– И Захаров был уже там?
– Да. Вроде месяца два или около того.
– Он о себе что-нибудь рассказывал?
– Рассказывал, что в плен попал, когда отправился в тыл к немцам за «языком».
– А кроме этого? – поинтересовался Юркин. – Откуда родом, где жил, работал до войны?
– Нет, этого не рассказывал.
– Вы уверены?
– Абсолютно.
Офицеры переглянулись. На этом, собственно, допрос Королькова можно было заканчивать. Что они и сделали и вызвали следующего фигуранта.
Несмотря на то что беседа с каждым из бывших узников занимала немного времени, закончили уже ночью. Капитан устало потер виски. Пепельница уже переполнилась окурками, лист бумаги перед ним был почти чистый – лишь несколько коротеньких заметок. Потому что писать-то было толком и нечего.
У Митькова тоже был измотанный вид. После допроса Королькова он уже начал активнее включаться в разговор и, что не без удовлетворения отметил Дмитрий, вопросы задавал правильные, а не ерунду спрашивал. Нет, конечно, многие вопросы были наивными и не совсем по делу, но нельзя требовать от новичка такого же мастерства, как от опытного контрразведчика. Все же напрасно он так плохо о нем думал. Но, как считал Дмитрий, ошибиться в человеке лучше в хорошую сторону, чем наоборот. Так что, да, скорее всего, выйдет из ученика толк.
– Пусто, товарищ капитан, – устало вздохнул старший лейтенант, высыпая на бумагу остатки табака из кисета.
– Сам вижу, – согласился Юркин.
Это было правдой. Ни один из допрошенных бывших военнопленных не подтвердил подозрения капитана относительно Захарова. Тот, как выходило с их слов, с немцами не сотрудничал, работал вместе со всеми, получал скудный лагерный паек да периодические побои. В общем и целом его участь ничем не отличалась от участи собратьев по несчастью. Чего нельзя было сказать о предателях – им в лагере жилось немного лучше остальных. Правда, далеко не все дожили до прихода Красной армии. Те двое, которым удалось выжить после расправы над провокаторами, сидели отдельно.
