– Вы так подробно все рассказываете. Поделитесь со мной еще немного.
– Да я не против. Наказывал, да. Заставлял читать священные тексты и молиться. Порой надолго оставлял меня в комнате одного, и я сидел там и бесцельно листал книгу. Такая старая, с пожелтевшими страницами. Отец ее до дыр зачитал. Некоторые буквы стерлись, как сейчас помню. – Грег громко втянул носом воздух. – И пахла она старинными вещами. Интересно, где сейчас эта книга? Не помню, чтобы она лежала среди вещей отца, когда он отошел в мир иной.
– Выходит, вы не любили религиозные обряды и условности, особенно когда вам их так рьяно прививали? И, я догадываюсь, церковь давила на вас этой атмосферой заученности и строгой необходимости?
– О да, это вы верно подметили. Хорошо, что те времена позади. Нет… я вовсе не жалуюсь на детство, оно было замечательным! Но у всех есть свои нелюбимые моменты, правда же? – Грег развел руки в стороны. – Кто-то с дрожью вспоминает, как его заставляли есть кашу, а я – как меня запирали в комнате со священными текстами, хех.
«А кто-то, – подумала Хельга, – до сих пор в кошмарах слышит хриплый голос, с важностью доносящий об убийстве, как будто это водружаемый на пьедестал артефакт… У всех есть что-то принесенное во взрослую жизнь, коловшее под ребрами или саднившее, как незаживающая рана. Печальная особенность психики».
– Да, это хорошо, что прошлое остается в прошлом, – подытожила Хельга. – Сейчас вас никто не заставляет выполнять домашнюю работу, стоя за дверью и подглядывая в щелочку, делаете вы или нет.
Бинго! Это было попаданием в цель. Оно того стоило – пройти весь путь по тропинке детства, чтобы упереться в сияющие ворота. Хельга видела, как помрачнело лицо Грега, и испугалась, что переборщила. Возможно, она нащупала что-то совсем страшное, а вовсе не то, что хотела.
– Да, я бы сказал, что так и есть… Да, но…
Собеседник Мантисс как будто не мог решиться закончить предложение. Однако теперь, пройдя через детские воспоминания, он не мог сразу вернуться к холодной скрытности. Невольно Грег раскрепостился и уступил Хельге.
– Удивительно, что вы сейчас сказали об этом. Я как раз недавно думал… Видите ли, я не хожу в церковь. Да и некому больше заставлять меня читать молитвы в комнате, так что я бы и не вспомнил того давно забытого чувства. Но… – Голос его звучал неуверенно. – Иногда меня посещает похожее чувство, словно я до сих пор наказанный ребенок, а через щель в двери за мной кто-то наблюдает. Пристально так, не отводя взора. Тело пронизывает холодок, когда я прибираюсь в секторах… Ну, я имею в виду те помещения, которые отпираются картами первого уровня.
– И как часто вы бываете в них?
– Меня пускают туда раз в неделю. Типичные офисы, ничем не отличаются от остальных. Как я догадался, там есть еще парочка комнат, в которые меня не пускают.
– И вам становится не по себе, когда вы оказываетесь там?
Хельга с неудовольствием отметила, что буквы на страницах блокнота вдруг начали плавать и плясать, и протерла глаза. Грег говорил о помещениях, смежных с «покоями МС». Если именно там уборщик ловил холодок (и это не было преувеличением), причина могла состоять в близости объекта изучения.
– Похоже на… мурашки. А иногда у меня портится настроение. Не люблю я эти сектора. Я не суеверный, я уже говорил это. Но знаете, есть такие места, в которые входишь – и… знаете, как будто что-то сгущается вокруг… такое… – Собеседник Мантисс поводил руками, попытавшись наглядно изобразить то, что описывал.
