– Эту я сам поймал, и это не курица, а куропатка. Куропатки – это тебе не куры.
– Где Фрид? – спросил Янис.
– Хоть убей, не знаю.
– Когда он вернется?
– Да не вернется он, как ты не понимаешь.
Схенкельман потыкал заостренной палочкой готовящуюся птицу. Из нее потек сок, и костер зашипел.
– Убег он, паренек. Несся так, будто за ним черти гонятся. И хорошо, что сам, а то в деревне он всем до смерти надоел. Не ушел бы, мы бы его кулаками выпроводили!
Янис сел на землю.
– В какой деревне?
– А, так Фрид не сообщал тебе, куда уходит? К нам он, значит, наведывался регулярно, а тебе об этом знать было необязательно?
Тут Схенкельман впервые посмотрел на Яниса прямо, а Янис на него. Лицо худое, рот кривой. На голове войлочная шапка, из-под шапки торчат темные курчавые волосы.
Янис отвел взгляд.
– Фрид ушел в то место, где всё на всё меняют, – пробормотал он. – А сейчас возвращается домой.
– Зря надеешься, – сказал Схенкельман. – Фрид в два счета найдет себе нового слугу. Таких дурачков, как ты, на свете полно.
– Погоди, вот Фрид вернется и задаст тебе.
– Да не вернется он, – лениво повторил Схенкельман. – Клянусь.
Он приложил ко рту два пальца и плюнул через них в костер.
– Но ты не горюй. Нечего по этому Фриду слезы лить. Я вот как думаю: пусть это станет для тебя началом новой жизни. Можешь пойти, куда хочешь. – Он улыбнулся, отчего рот его скривился еще больше. – Ты свободен!
Янис сидел, обняв колени руками, и медленно покачивался вперед-назад. Схенкельман всё говорил и говорил, но никакого смысла в его словах не было. Нос и пальцы у него на месте, но вот с головой что-то явно не в порядке. Может, Великая хворь уже проникла в нее и разъедает ее изнутри.
Схенкельман наклонился вперед, чтобы положить руку Янису на плечо.
– Не касайся меня! – вскрикнул Янис.
– Как скажешь. – Схенкельман отдернул руку, сбив локтем вертел. – Да не переживай ты так.
– Ты принес с собой Великую хворь, – пояснил Янис, – вот и не трогай меня.
– Нет у меня никакой хвори, – ответил Схенкельман. – Ни великой, ни даже малой.
– Она ползет ползком и скачет скоком…
– Ни ползучей, ни падучей. – Схенкельман пытался выхватить из огня упавшую куропатку.
– От человека к человеку, – продолжал Янис.
– Это Фрид тебе насочинял? – Схенкельману наконец удалось достать куропатку из костра. – Умеет же он дурить людей. Взять хоть это его зелье: полдеревни от него полегло с поносом! Так Фрид им заявил, что так и должно быть. Мол, сначала вся зараза должна выйти, это, дескать, первый шаг к исцелению.
– Фрид не ходит по деревням, – возразил Янис. – У него есть тайное место для обмена.
– Готов поспорить, что тебе этого тайного места видеть не доводилось, – ответил Схенкельман. – А еще, что тебе нельзя было спускаться в долину. Ты должен был сидеть тут. Что бы ни случилось. Что, запугал он тебя этой так называемой хворью? – Он положил зажаренную куропатку на камень, вытащил из-за ремня нож, отрезал кусочек мяса. Наткнул его на кончик ножа и протянул Янису.
– Не нужно мне твоей еды, – сказал Янис.
Схенкельман впихнул кусок себе в рот и отрезал еще.
– Фрид греб деньги лопатой, – сообщил он, чавкая. – Уверял, что его зелье помогает от всех болезней, вот все и мечтали его попробовать. Простофили. За пару глотков отдавали последние гроши. – Он посмотрел на Яниса. – Да ты слушаешь ли?
Янис не ответил. Слушать-то он слушал, вот только Схенкельману об этом знать необязательно. Он послюнявил палец и потер щиколотку. По ней тянулась длинная глубокая ссадина, до самой пятки.
