Он взял бутылку воды и решительно плеснул ее содержимое в стакан, который заботливая хозяйка давно поставила перед ним. Во рту у него пересохло сразу, как только он переступил порог этого дома. Сразу выпить угощение он не решился – непривычная атмосфера вокруг, а самое главное – присутствие этой странной женщины сковывало его. Но жажда стала невыносимой. Мурат большими глотками принялся жадно пить холодную воду
Краем глаза он поймал её взгляд. Она, не моргая, смотрела прямо ему в лицо. Мурат чуть не поперхнулся, и, зажмурившись – теперь он её не видел – допил воду.
– Спасибо. Я пойду.
– Спасибо? За что? Это тебе спасибо. Я здесь совсем одна. А этим утром я оказалась в компании с тобой.
– Вам одной не страшно? – не удержался от вопроса Мурат и сразу подумал о матери – она ведь тоже одна!
– Мне?
Она всё время переспрашивает. И сразу не отвечает на вопросы. Как тяжело с ней разговаривать.
– Не страшно. Страшно, когда не одна, – она, наконец, отвела от него свой взгляд и посмотрела куда-то в стену.
Из её ответа Мурат ничего не понял, но и выяснять, что она имеет ввиду, не стал. Вместо этого решил спросить о детях – плачущий младенец на фотографии заинтересовал его.
– А ваши дети уже выросли? – Мурат выразительно посмотрел на фотографию на подоконнике, даже руку приподнял, жестом указывая на неё, чтобы она поняла, почему он решил задать такой неожиданный вопрос.
– Дети?
Она встрепенулась. Глаза потемнели: из бесцветных превратились в чёрные. Такая перемена в её взгляде не на шутку перепугала Мурата.
– Извините. Просто у моей тётки такой же малыш, как на вашей фотографии. Он не даёт нам спать, – Мурат виновато улыбнулся. – Вот я и решил спросить. Зачем – не знаю, – искренне признался Мурат.
– Ты живёшь с тётей? – в её взгляде пропала чернота, и глаза вновь стали бесцветными.
– Да и с бабкой.
– А родители?
– Отец работает. Они с матерью в разводе. Обычное дело.
Мурату не хотелось говорить с ней о матери, не хотелось показать ей свою грусть. Поэтому он бодро улыбнулся.
– Бедный мальчик?
То ли спросила, то ли посочувствовала она.
– Мне пора.
Не хватало ещё, чтобы она начала его жалеть! Мурат резко встал из-за стола и решительно пошёл к выходу.
– Бедный мальчик, бедный мальчик, – слышал он, пока шёл до двери, да и на террасе ему всё казалось, что вслед ему несётся это её вопросительно-утвердительное «бедный мальчик?!»
«Какой же я бедный? С чего она взяла, что я бедный? Я уже взрослый и самостоятельный. Живу как хочу, ещё и матери помогаю. Могу и не работать, если захочу. А работаю потому, что мне нравится работать на базаре. Если бы не я, у кого бы она тогда ложки купила?
А я ведь забыл ей сказать, что заказ вышел немного дороже, и залога не хватило. Растерялся под её взглядом, про детей зачем-то стал расспрашивать. А возвращаться в этот дом не хочу! В пятницу будет базар – вот тогда и рассчитаемся!»
Решил Мурат.
Но в пятницу она не пришла на базар. Мурат весь день смотрел по сторонам в надежде её увидеть. Напрасно. Собственно, он сам виноват – про деньги ему надо было сказать ей сразу, как только он вошёл к ней в дом и заговорил. И почему, собственно, он решил, что она обязательно опять придет на базар? Может, она вообще уехала. Вернулась к себе в Германию или Голландию. Или ещё куда-нибудь. А он не знает ни её имени, ни откуда она приехала. А если бы и знал – разве это помогло ему сейчас?
