Лучи смерти. Из истории геофизического, пучкового, климатического и радиологического оружия - страница 12



Б. Хофман.
Альберт Эйнштейн: творец и бунтарь

Рис. 1.1. Великий физик Альберт Эйнштейн (1979–1955)

Согласно специальной теории относительности, больше не существует предпочтительных состояний движения; это означает отрицание эфира в смысле предыдущих теорий. В самом деле, если бы эфир все-таки существовал, то он должен был бы находиться в каждой пространственно-временной точке в определенном состоянии движения, которое должно было бы сказываться в оптических явлениях. Никакого предпочтительного состояния движения нет, как учит специальная теория относительности, поэтому нет никакого эфира в старом смысле.

А. Эйнштейн.
Диалог по поводу возражений против теории относительности

Начало 1990-х гг. знаменовало крушение крупнейшего государственного образования в Северном полушарии земного шара, приведшего к неописуемому количеству человеческих трагедий…

Как умирающий организм постепенно отключает все менее значимые функции, рушащееся под напором хаоса «новой демократии» государство постепенно прекращало финансирование «малоактуальных» статей расходов, в список которых тут же попали фундаментальные научные исследования. Люди, которые ими занимались, стали не нужны. Так и я с тысячами своих коллег оказался на улице, как говорится, без гроша в кармане. Единственным способом заработка в условиях новой «безграничной демократии» для стареющего профессора оказалась эпизодическая работа грузчика на гигантском промтоварном рынке, выросшем за считаные месяцы столь долгожданного «народовластия», тут же метко названного «охлократией».

А между тем вокруг бушевал карнавал, устроенный «постперестроечной накипью» – дельцами-нуворишами, которые грабили страну и перепродавали остатки некогда столь внушительного народного достояния. Мутная пена безудержной коррупции, помноженной на спекулятивные устремления, захлестнула и агонизирующую систему высшего образования, где начались безудержная «прихватизация» и распродажа оборудования и недвижимости.

Как-то раз, проходя мимо старинного здания университетской библиотеки, этого полузабытого осколка моей университетской юности, я с недоумением отметил, что здание выглядит как-то странно. Прежде всего мое внимание привлекли распахнутые настежь антикварные резные двери с цветными узорчатыми стеклами, в которые орава коротко стриженных личностей явно уголовной наружности, считавших себя новыми хозяевами жизни, шумно втаскивала большие коробки с компьютерами. Сразу же тоскливо защемило сердце – стало ясно, что я увижу в узком мощеном дворике за древней аркой…

Хороших книг было много, слишком много. Варварски затоптанные грязными сапогами грузчиков, таскавших новую мебель к заднему крыльцу бывшей библиотеки, они раскинули свои страницы и безответно взывали к помощи и состраданию, словно люди, потерпевшие жизненное кораблекрушение…

У меня случайно оказалась с собой пара пластиковых пакетов, которые мгновенно наполнились книгами с очень знакомыми названиями, но уже через пару минут я понял, что если сейчас же не остановлюсь, все мои находки тут же снова окажутся на грязной брусчатке. Тем не менее напоследок, я, по странному капризу, подхватил под мышку еще и увесистую папку в изрядно потертом коленкоровом переплете, привлекшую меня странной, выведенной под трафарет аббревиатурой DE 173 USS ELDRIDGE.

Вечером после первой ревизии приобретенных сокровищ я с какой-то дрожью от предвкушения чего-то необычного развязал шнурки коленкоровой папки. В ней оказались какие-то схемы, графики и несколько растрепанных, хотя и кое-как скрепленных проржавевшими скрепками тетрадей, состоявших из машинописных страниц с небрежно вписанными в них формулами. Просмотрев записи и несколько раз удивленно хмыкнув (уж очень эти формулы и схемы были необычными), я непроизвольно пожал плечами и принялся за первую тетрадь.