– Это нам с вами и предстоит узнать, – осадил поручика Лыков. – Я зайду через охранное отделение, узнаю, что есть на покойного у них. А вы, господа, подумайте вот над чем. Нужна экспертиза изобретения Филиппова. Если даже бумаги уже в Германии, кто-то в курсе его идей. Ассистенты, коллеги-ученые, друзья. Но я сам сыщик, треххлористый азот от хлорки не отличу… У вас найдутся компетентные люди? Весь архив забрать не могли, Филиппов ведь много лет издавал научный журнал. Что-то да осталось. Когда мы отыщем бумаги, потребуется грамотное заключение: оружие там или бред сумасшедшего.
– Треххлористый азот – это маслообразная жидкость, – сказал вдруг Олтаржевский.
– И что? – не понял Лыков.
– А хлорка – порошок. Так что отличите.
– А вы откуда знаете про маслообразную жидкость?
– Я закончил физико-математический факультет Варшавского университета.
Коллежский советник повернулся к генерал-майору:
– Вот он и будет отвечать внутри нашей тройки за связь с учеными.
Тот согласно кивнул:
– Да, надо поделить обязанности. Дело, которое нам поручили, на контроле у самого государя. Между нашими ведомствами не должно быть соперничества. Каждый обязан делать то, что у него получается лучше других. Какой Алексей Николаевич сыщик, я знаю. Можете мне поверить, господа офицеры, что выдающийся. За германскими шпионами следит ротмистр Лавров, для этого и создали его службу. А поручик Олтаржевский действительно пусть поищет следы идей Филиппова в ученой среде. Изучит его репутацию среди коллег. Статьи в научных журналах – может быть, он там проговорился о своем изобретении. Схожие идеи у других исследователей, в том числе иностранных. Мариан Ольгердович, кстати, знает пять языков… Следующую встречу предлагаю устроить завтра на Таврической. Иначе мы расконспирируем Владимира Николаевича. Докладчик – Алексей Николаевич, он расскажет нам, что узнал важного в охранном отделении. Согласен?
– Согласен, – ответил коллежский советник. – Надо спешить, дело серьезное. Если Филиппов не фантазер, а действительно что-то изобрел… И германцы это сперли… Тогда безопасность России не гарантирована. Вот так, господа. Не больше и не меньше.
На этом совещание закончилось. Офицеры ушли, друзья остались вдвоем. И Лыков задал вопрос, который давно хотел задать:
– Ты уверен в своем поручике?
– Да. А что тебя смущает? То, что он поляк?
– Конечно.
– Леш, ты вроде бы не националист. Откуда такие мысли? Вспомни, в Варшаве тебе разве не попадались порядочные люди?
– Попадались, и даже часто. Но согласись, что большинство панов не любят нас и мечтают о независимости польского народа. И на шпионстве мы их часто ловим. А тут – ввести поляка в военную разведку.
Таубе невесело улыбнулся:
– Вот я тебе сейчас расскажу историю. Полгода назад на месте Олтаржевского служил другой офицер, штабс-капитан Гришин. Русский, из дворянства, православный – хоть сейчас к славянофилам его помещай как образец. Гришин состоял в Особом делопроизводстве. Оно занимается всеми вопросами, что касаются заграничных интересов Военного министерства. А еще там копятся остатки сумм по исполнению сметы Главного штаба. То, что не успели израсходовать – такое бывает даже у нас, хотя сметы всегда недостаточны.
– Я понимаю, продолжай.
– Так вот. По окончании года составляется доклад на Высочайшее имя, в котором министр испрашивает разрешения о переводе этих сумм в распоряжение начальника штаба. Для использования их на непредусмотренные расходы…
