– Аверьяныч, это кто с тобой? Кто? Дозна…. Не помню таких.
Сварного качнуло снова, – и он пропал из виду.
– Как он завтра работать-то будет.
– Нормально, если кран будет. Но Талмуд плакался, что еще два дня не обещают. Так, по мелочам, только и делают. На Талмуда смотреть страшно: объект скоро сдавать, а тут – еще и конь не валялся.
– Талмуд – это кто?
– Савелич. Кто же еще? Подожди-ка. Да он сам сюда идет.
– Здорово, Андрей Савельевич.
– Виделись уже. Чего звонил?
– Так дознавателей задержал. А они говорят, дверку приварить. А Серега – вомелы.
– Пьян, что ли?
– Откуда пьян-то? Так, на донышко мужики плеснули для сугреву.
– Ладно, с этим потом разберемся. Зачем дверь заваривать?
– В резервуаре вор заперся. А уши, помнишь, сам велел срезать.
– Ну, и что?
– Вот, и хотят заварить, чтобы вор не сбежал.
– А замотать не пробовали?
– Серега уши по рипицу срезал. Не за что заматывать. Да, дознаватели сказывали, что сообщники у него есть.
– А вы чего молчите? Чего мне в нос ксивами тычете? Откуда про вора знаете?
– Вон же следы ….
– Где? Сами все затоптали. Что-то не похожи вы на дознавателей. В переговоры с вором не вступили, следы затоптали.
– Отойдем на часок. Там и объяснимся.
Быстро, однако, воротились. Начальник старательно запрятал в карман тугой сверток, и неуверенно скомандовал:
– Завари им, Сергей.
– А это самое.
– Будет тебе это самое, когда заваришь.
Но у Абсола в руке уже оказались деньги. Больше, чем оговорено.
– Это уже другой разговор.
Неожиданно скоро из-за двери послышалось гудение, и:
– Прижмите, сколь можно ….
За дверью мелькнула доска, дверь раза три качнули ….
– Глаза.
Даугратинья не поняла, – и по глазам ударила яркая вспышка.
***
По расчету Даугратиньи, – а последним, что слышала ведунья, был веселый треск огня, – все давно разошлись. И уже никто не мешал ей думать. А думать было, о чем. Надеются, что она здесь замерзнет? Основания для этого были. Снег давно закончился, небо вызвездило, – а, значит, жди мороза. Но, как и везде на стройках, здесь много дров и угли прежнего костра все еще теплятся.
Нет, это не основание.
И вывезти ее перед началом работы не смогут, если она сама не откроет.
Даугратинья под ящиком нашла ворох бумаги, обложила ею угли, сверху щепы насыпала.
Огонь – словно, этого и ждал. Теперь веселее жить стало. Веселее, хотя и нет причины для веселья. Самое простое объяснение: за ночь постараются замести за собой все следы, и, сколь можно, поглубже в щель свою забиться, либо снова на Враново болото улететь.
А самое сложное? Тут-то выбор побогаче будет. Леталку сверху опустят, – и вся недолга. А у нее против этого ….
«И чего это я раньше про столб не вспомнила? Хотя, какая от него польза? Вытащить-то – вытащит, а кто на землю опустит? Разве что …?».
«Догадаются, поди-ка, почему здесь дорожка моя закончилась?», – а сама уже перебирала свои многочисленные юбки.
***
Получить деньги ни за что – это, конечно, хорошо. Деньги никогда не помешают.
«А про бесплатный сыр …?».
«Ага, и как всегда, не вовремя».
«Вовремя – не вовремя, но мышеловка уже за…».
Андрей раздраженно отложил ложку, тяжело поднялся, и, решительно отодвинув стул, направился в прихожую.
«Это, это…». Это – в другом кармане, или… или в том?».
Андрей лихорадочно шарил по карманам, но свертка нигде не было.
«Надо было…».
Нет, клапан он застегивал. Однозначно, застегивал. Своей привычке он не мог изменить.
А здесь? Как ни старался, Андрей, никак, не смог вспомнить, Застегнут ли был ли клапан левого кармана именно сейчас. Зато, вспомнилось, как что-то упало на ногу, когда дверь подпирали ….
