Лучшее, конечно, впереди - страница 7

– Михалыч, убери эту гадость. Я лучше чаю попью, а потом в Ленинку поеду. Недавно интересный материал нашел, надо поработать.

Костя привел себя в порядок и уехал в библиотеку им. В. И. Ленина. А кличка Рислинг осталась. Причем надолго. Можно даже сказать, навсегда. Как и всё, что было связано с той, такой непростой, но удивительной и замечательной нашей жизнью.

Лесь Петрович Вивтюк-Солнцедаров в аспирантской среде слыл человеком не только необычайно оригинальным, но очень творческим и талантливым. Творчество, как известно, сродни зависимости, болезни, почти как алкоголизму, но болезни продуктивной, созидательной и желанной. Талант же, это не что иное, как беспокойная, демонически-жгучая, неистовая энергия, которая постоянно ищет выхода и просится наружу. Вивтюк, бесспорно, обладал яркими актёрскими данными и в то же время серьёзно продвинулся в научном исследовании данной сферы человеческой деятельности. Он разрабатывал некую новую систему правил определения и построения сценического события для занятий по актёрскому мастерству. При этом молодой учёный пытался доказать, что именно овладение знаниями, умениями и навыками выявления связи между поступками действующего лица и моральными нормами, как раз и является залогом качественного обучения этому самому мастерству. Однако определять связи, не говоря уже о создании системы соответствующих правил, сидя где-нибудь в библиотеке или валяясь на койке в общаге, было явно недостаточно. Требовались реальные яркие и бурливые ситуации, которые бы затем трансформировались в сценические события. И они, каким-то особенным образом, возникали и роились вокруг соискателя, создавая немало неприятностей в его повседневной жизни.

Латыш Скирманис, сосед Леся по комнате, хотя и харчился с ним за одним столом, всё же предпочитал немного дистанцироваться от непредсказуемого хохла. Наверно, опасался заразиться от него вирусом злополучности и незадачливости. Внешне Лесь Петрович был копией популярного украинского актёра Леся Сердюка, но, как бы, заметно увеличенной по габаритам. Иногда несведущие люди даже путали аспиранта со знаменитостью, а он их и не разубеждал. И с удовольствием играл роль своего именитого земляка.

Аспирантская жизнь в общаге была завидно многогранной, весёлой и бесшабашной, что свойственно золотому времени человека – молодости. А молодость, это когда энергия бьёт ключом, тело невесомое, голова светлая. Когда жизнь поглощается полными горстями, а водка стаканами. И кажется, что совсем рядом, за ближайшим углом, тебя ожидает неожиданное счастье. Нужно только чуть-чуть пройти, заглянуть за угол, а оно там и обнаружится.

Частенько аспиранты организованно отправлялись на пикник. Готовились тщательно и заранее. Покупалось мясо, которое мариновали по какому-то редкому диковинному рецепту Бормотухина Ярузельского, то есть, Михалыча Ярлоцкого. Сбросившись, закупали водку и вино. Излюбленным местом, конечно же, был канал. Здесь обнаруживались очень живописные места, располагающие к полноценному отдыху. Ну, а как иначе? Кому интересно пожарить шашлык и просто тупо напиться. Аспиранты – люди творческие, с искрой божией в одном месте. Умеющие и выпить и повеселиться от души. Поэтому и выпивали, и закусывали, и веселились, разыгрывая целые театрализованные представления иногда по сценариям Романа Жулебы Зверобойного, а чаще спонтанно импровизировали. Например, изображали сцену семейного скандала, случившегося то по поводу неверности жены, то по причине беспробудного пьянства мужа. Или картину проводов бойцов на войну и возвращения их с фронта. Солнцедаров так вживался в образ новобранца, что уходил в ближайшие кусты и пропадал надолго, возвращаясь через пару часов в немыслимом виде. В грязной и разорванной одежде, опираясь на костыли и с фингалом на лице. Где и как он получил фингал, можно было ещё догадаться, а вот откуда взялись костыли, оставалось загадкой. Но образ бойца, вернувшегося с фронта калекой, был настолько натуральным, что тут же приходилось экспромтом разыгрывать сцену встречи с женой, дождавшейся всё-таки возвращения защитника Родины домой, но при этом, имевшей, так сказать, «рыльце в пушку». Лесь играл самозабвенно, и временами казалось, что он вот-вот по-настоящему проломит Дуньке Чачке голову костылём, проведав от «соседей» об её «похождениях в тылу врага».