Лучшее лекарство - страница 12

– Ищейку, да? Мне казалось, скорее на милого лабрадора.

– На пуделя, – парировал Энг.

– Отстань! Никакой я не пудель.

И мы принялись издавать собачьи звуки, выть и гавкать, а ещё показывать всякие щенячьи трюки, пока я не вспомнил: я не пёс, а поэт, и необходимо срочно записать стихотворение, покуда оно ещё держится в памяти.

– Сядь, – сказал я.

Энг сел. Может, когда я вырасту, из меня получится неплохой собачий тренер.

– Печатай. – Эту просьбу он проигнорировал. – Быстрее, пока я не забыл!

– Я тебе не раб тут, – возмутился Энг и неподвижно уставился в монитор. Он может быть реально упрямым, когда хочет.

– У тебя в принтере есть бумага?

– М-м-м? – промычал он, рассматривая страницу какой-то девчонки в «Фейсбуке».

– Э-э-энг! – взмолился я. – Это вопрос жизни и смерти!

Он отвёл голову от компьютера и повернул ко мне. (У него был крутящийся стул, если вдруг вы вообразили себе странноватого испанского пацана с головой, вращающейся на 360 градусов с помощью специального шарнира в шее.)

– Чьих жизни и смерти? – поинтересовался он.

– Моих, – пояснил я и, прежде чем Энг отвернулся обратно к монитору, добавил: – Я сделал это. Я написал стихотворение для миссис Грей.

– Для миссис Грей! Ты теперь в неё влюблён?

– Нет, придурок. Оно о Люси, но для миссис Грей.

– Ты собираешься отдать училке поэму, посвящённую Люси? – Энг выглядел взволнованным. – Не кажется ли тебе, что она тебя поймёт неправильно?

– Ха-ха, смешно. Она думает, что я поэт, помнишь? Ну слушай, это займёт не больше минуты.

Энг простонал, но всё-таки склонился над клавиатурой.

– Ну я же просил, никаких стихов, но окей, так и быть, – пробубнил он.

Я откашлялся и гордо произнёс:

– Если бы она была моей.

Выдержал театральную паузу.

Энг снова повернулся ко мне:

– Это всё, что ли?

– Это, – ответил я презрительно, – заглавие.

И затем я прочитал всё стихотворение от первой до последней строчки. Энг стучал по клавишам, даже ни разу не хмыкнув и не прихрюкнув: говорил же вам, что получилось круто! Когда мой друг закончил, он распечатал копию, и мы оба внимательно рассмотрели готовый текст:

– Какое-то оно ну такое кривое, – заключил Энг.

– И вот так ты говоришь о моей душе, – возмутился я.

– И всё-таки, – продолжил он. – Разве стихи не должны быть странноватыми и не должны рассказывать буквально о том, чему они посвящены? И не следует ли использовать эти нелепые словечки вроде «томленье» и «ланиты»?

– Я же сочиняю стихи, а не путешествую во времени.

Энг протянул мне лист.

– Торопиться же не надо? Мне казалось, у тебя время до среды.

– Готов поспорить, ты и не хочешь вникать в детали, – парировал я.

– Рассказывай, ну. Ты же рвёшься всё вывалить.

Как он это понял? Я начал было думать, что Энг и правда немножко медиум.

– На следующей неделе у меня не будет времени, – признался я. – По-моему, у моей мамы психическое расстройство, так что через неделю я буду занят визитами к ней в сверхсекретную психолабораторию.

– Вау! А какие симптомы?

– Она печёт кексы и много плачет.

– Не может быть! Как и моя, – Энг выглядел восторженно.

Надо же, оказывается, он воспринял это всерьёз.

– Как думаешь, моя мама могла тоже сойти с ума? – спросил он.