Челюсти свело, но я всё равно опрокинул последнюю стопку в рот, чувствуя, что лишь немного водки просочилось сквозь сжатые зубы, а остальное течёт по подбородку на воротник рубашки. По нутру покатился спазм, по телу – волна дрожи. Мутные пятна света от настенных фонарей то расползались по кирпичной кладке, то сжимались в точки с чёрной каймой, как огни уходящего поезда в тоннеле…
Как меня на этот раз оттащили в подсобку, я не помню. Придя в себя, я обнаружил свою тушку всё на тех же сломанных стульях, некоторую гадость в желудке и поразительную и подозрительную ясность в голове. Я как-то сразу понял, что делать дальше.
Я вытащил из кармана паспорт, вынул его из обложки. Покопался среди буфетного лома и нашёл помятый металлический поднос. Достал из-за пазухи фляжку, в которой ещё плескались несколько глотков вискаря – пожалуй, последние в этом году. Однако я не стал их пить.
Я раскрыл паспорт на странице со штампом о браке, положил на поднос, полил алкоголем и поднёс зажигалку к торчащей вверх страничке. Он вспыхнул красивым пламенем, съёжился и сгорел меньше, чем за минуту. Этой минуты, правда, хватило, чтобы на мой беспредел среагировала пожарная сигнализация. Я подставил лицо брызнувшему с потолка дождику. Дикая ошалелая радость вырвалась на простор, заполнила собой всю каморку, под её ударом рухнули стены и вздрогнуло пространство.
Даже Кирилл это понял и не убил меня за попытку поджога. Просто, порадовавшись за меня, выпроводил за дверь.
****
Как давно я не гулял по ночам! Те ночи, когда я, пьяный, тащился домой у судьбы на поводке, я не считаю. Сегодня у меня нет цели куда-то конкретно дойти – я легко шагаю по скользким тротуарам, выдыхая облачка пара. Мне не холодно, меня не мутит от выпитого, я не хочу спать, а хочу только идти и идти куда-нибудь вперёд.
Этой ночью лёг снег, и подморозило – зима тайно прокралась в город и теперь окапывалась на занятой высоте. На улицах было почти светло. Ночные огни отражались в снегу, схваченные инеем ограды сверкали. Небо утратило осеннюю бескомпромиссную черноту и укрылось рыхлыми сероватыми тучами.
Я оказался на Английской набережной. Здесь всё было приглушённо и плоско, пропитано классической зимою – бумажная белизна тротуара и парапетов, чёрная отяжелевшая Нева, теряющийся в сумраке Васильевский остров. Я полез в карман за перчатками – и обнаружил ещё один привет из недавнего прошлого – обручальное кольцо. Кольцо я носил только при ней, а в остальное время прятал подальше с глаз своих. Я не стал заморачиваться с приговором, и кольцо полетело в реку.
А я остался. Таким, каким был всегда и предпочитаю оставаться и дальше. И растерялся на секунду, будто посмотрев на себя с проплывающего в десяти метрах от берега катера. Чуть было не соскочив с рельсов на стрелке, я ещё не отдышался от испуга, но уже принимал это снисхождение свыше как должное и готов был гнать дальше.
Если всё это, конечно, не было последним предупреждением.
