Лучший исторический детектив - страница 24

– Чтоб вы мне были так здоровы, как вы жрёте эту курицу! – зло прошептал мужчина, прижимая к груди ободранные ладони.

Он подобрал наган, не спеша поднялся, поправил кепку, отряхнул брюки и направился к перекрестку. Подошел к каштану, закурил и посмотрел на пасмурное небо, скрывающее полную луну. В этот момент на его лицо упал тусклый свет от фонаря, и каждый беспризорник мог бы признать в этом человеке Мишу Гроссмана.

– Ну, хотя бы буду знать теперь, где вы проводите интересные вечера, пан Мрозовский, – тихо сказал Гроссман и сплюнул. – Может быть, пану Пашкевичу будет интересно узнать, кто так смачно жрёт жареную курочку в гостиной в его отсутствие. Надеюсь, пан Пашкевич хорошо умеет стрелять по бегущей мишени.

Миша Гроссман терпеть не мог Мрозовского, но по причине субординации вынужден был терпеть его высокомерие и гонор не по чину. В Управе и за её пределами Мрозовского за глаза называли визитёром. В небольших городах новости расходятся быстро, и о том, что Мрозовский заказал визитные карточки в местной типографии, в Управе узнали на следующий же день.

Народ похихикивал, встречая Мрозовского в кабинетах. У простого сыщика и визитки, как у члена городского Магистрата. Визитные карточки внешне были обычные, не считая того, что все записи в них были сделаны золотом на плотной красной бумаге и торжественно выписаны с вензелями. В общем, не визитные карточки, а открытки с Рождеством. Привычку раздавать всем и каждому визитки в городе быстро сочли дурацкой, но моду переняли многие.

Миша еще раз оглянулся на окна Пашкевичей, ухмыльнулся и свернул за угол.

– Вы слышали? – спросил Мрозовский, вытянув шею и прислушиваясь.

– Да, – ответила пани Марьяна. Она стала бледна лицом и сейчас более всего на свете хотела, чтобы пан Эдвард испарился как видение спиритического сеанса.

Неверная пани Пашкевич очень боялась гнева супруга. Лирическое настроение испарилось, и кондитерша задумалась, какими словами предложить кавалеру удалиться.

Мрозовский тихо подошел к окну, отодвинул занавеску: за стеклом угадывались только слабые очертания дороги и дома напротив. Мрозовский чертыхнулся, быстро подошел к столу и налил полный бокал шампанского. Пани Марьяна глупо улыбнулась и тоже потянулась к бокалу, но любовник залпом осушил свой и обернулся к ней, готовый что-то сказать.

– Пани Марьяна, простите за столь поздний визит, я вынужден откланяться, ибо служебные дела ждать не могут. Смею надеяться, что вы простите и позволите посетить вас в ближайшее время в кондитерской.

Пани Марьяна слушала, выпучив глаза, потом согласно кивнула и пошла провожать гостя. Мрозовский испытывал благодарность к пани Марьяне, что та не закатила истерику или не попыталась удерживать. В передней он сухо попрощался, чмокнул ручку и, прихватив саквояж, тихо вышел.

Пани Марьяна расслабленно прислонилась к стене и наконец-то смогла вздохнуть глубоко.

– Езус Мария милостивая… Вот ведь точно – милостивая! – шептала она закрыв глаза. – Это знак мне был… Точно знак!

Мрозовский тихо шёл по ночным улицам, временами оглядываясь назад. Он хотя и был сыщиком, но очень боялся ходить в одиночку в темноте. И не потому боялся, что трусил. Совсем нет! Пан Мрозовский был хорошо осведомлён о том, что может произойти во время ночной прогулки, и не раз присутствовал при составлении протокола на месте происшествия, когда дворники на рассвете находили желающего совершить ночной моцион. У найденного, как правило, не было счастливого выражения лица, да и самого лица иногда не было, а так, одно название.