Первым делом она торопливо насыпала в самодельную глиняную чашечку ровно девяносто три грамма гранолы и аккуратно полила её миндальным молоком – тоже заранее запланированного количества. Заварила любимый кофе, плюхнулась на табуретку. Ещё в «полёте» вспомнила о том, что её нового веса та может не выдержать, и пережила пару пугающих мгновений, пока всё же благополучно не приземлилась. Табуретка порадовала – всё же выдержала безжалостную атаку прицельно пикирующего на неё центнера.
Да, кстати, уже центнера – Костя неодобрительно покачал головой, когда узнал, что за день Юлька умудрилась потерять целых два килограмма. Девушка попыталась оправдаться, что теперь это было проще, раз вес вырос – но её, честно говоря, это тоже встревожило. Выпавшие в лифте перья точно столько не весили. Не хватало ещё заработать истощение – как тогда ходить с этим грузом за спиной? А если её всё-таки не посчитают маломобильной – придётся ведь ползать на работу с этакой-то грудой перьев и костей…
Юлька снова потянулась к телефону, чтобы занести завтрак в дневник и подумать, не стоит ли увеличить свой рацион ещё немного – чуть резче, чем она собиралась. Но не успела девушка даже разблокировать экран, как мобильник у неё в руках задрожал. Юлька машинально ответила на звонок. Не жуя, проглотила то, что успела отправить в рот.
– Алло? – едва не подавившись, вопросительно обратилась она к невидимому собеседнику. Динамик бодро поприветствовал её голосом дяди Степана:
– Доброе утро!
Юлька опустила ложку в жёлтую мисочку. Вчера они с Костей почти не обсуждали встречу с её дядей, однако девушка долго размышляла об этом, когда пыталась уснуть под жарким ворохом перьев. Идея о том, что кто-то оказался вознаграждён, а кто-то – наказан, была вполне в духе Степана. И Юльку особенно заинтересовала мысль о человеческих недостатках. Ей было интересно послушать, к чему дядя пришёл в своих размышлениях – хотя бы потому, что она знала: её не станут заставлять верить в это безоговорочно.
Но поверить хоть во что-то уже было жизненно необходимо. Когда – если, – наука разберётся, что случилось, всегда можно будет принять новую истину. Но так уж человек был устроен: хотел хоть как-то разобраться в хаосе. Особенно, если в хаос превращалась вся его жизнь. Вера во что-то могла давать хотя бы иллюзию контроля и успокаивать – девушка была уверена, что сейчас ей это не помешает.
– Доброе, – поздоровалась в ответ Юлька. – Как дела?
– Прекрасно, – судя по голосу, дядя улыбался. – Как твои, птичка?
Ох уж эти милые прозвища из детства, которые в итоге оказываются этаким чеховским ружьём; а то и целой Царь-пушкой.
– Да… потихоньку, – девушка отправила в рот ещё порцию гранолы, выразительно звякнув ложкой. Дядя был в курсе, как тщательно она следит за питанием – так что это его точно не должно было обидеть. – Кушаю. А ты что? В церковь пойдёшь?
– Да, конечно. Я зачем звоню… – Юлька прищурилась, старательно прожёвывая хрустящую овсянку. Этот голос дяди она хорошо знала – он чего-то от неё хотел. – У нас утром служба. Не праздничная, – девушка быстро бросила взгляд на календарь. Первое мая. Она и так знала, что церковь этот праздник не отмечает, но Степан старался не заставлять никого излишне погружаться в тонкости жизни его прихода, потому и пояснил – просто на всякий случай. Может, то было в каком-то роде хитростью: когда тебе ничего не навязывают, ты волен сам проявить интерес. И Юлька по мере возможностей его проявляла – порой приходила с семьёй в церковь по выходным и праздникам.
