– Антонина Григорьевна Семенова – представилась она, – парикмахер райкома партии, можно просто Антонина.
– У партии своя парикмахерская? – съязвила я, – может и прачечная?
Антонина, не поняв моей иронии, ответила, что стирают они в городской, и тут же стала жаловаться на транспорт. Так как все водители оказались в командировках, ей пришлось ехать «на себе» и тридцать восьмого она ждала полчаса под дождем (уж мне ли рассказывать, что это такое). Я прониклась сочувствием к этой райкомовской бабе, к тому же она просто парикмахер.
– Я всех партейных обслуживаю, самого Первого брою и Второго и Третьего, конечно. Женам ихним тоже делаю прически, никто не обижается, рука, говорят, у тебя Тоня, легкая, и вы довольны будете.
– В каком смысле? – не поняла я.
– Вам положены по разнарядке косметические процедуры, стрижку, укладочку, макияжик. Не хуже комсорга Голубевой, уж вы мне поверьте, будете на приёме.
– Вы меня с кем-то спутали! – я не скрывала раздражения.
– Ой-ой, – засуетилась Антонина, полезла в карманы плаща и достала мокрую бумажку. Она развернула её, подрагивающими пальцами и прочла: «Товарищ Феоктистова? Водная 16?»
– Да.
– Ох ты, боженьки, – успокоилась Антонина, – в отделе агитации и пропаганды вечно так, плохо они работают, лишь бы галочку в отчет поставить, а сами и решение не доведут. Они должны были заранее уведомить вас о приглашении, – парикмахерша многозначительно подняла толстый указательный палец, – к Первому! К самому! На банкет! Концерт еще будет, артисты из филармонии, а я вам причесочку, макия…
– Что?! – я задохнулась от возмущения – На партийный банкет? Они что спятили?
– Что вы, что вы, не переживайте так, – опять заволновалась Антонина, – насильно не потащат. Не те времена, как говорится, чтоб под конвоем водили. Но с услугами-то как быть? Я ж человек маленький, приказано – выполняю. Не откажите уж вы пожалуйста, уважьте, а то неприятности у меня будут.
– А мне какое дело? Я вас не вызывала.
Антонина села на краешек стула, достала мятый носовой платок, громко высморкалась и стала вытирать глаза.
– Я тут на прошлой неделе вышла на работу апосля юбилея одного нашего товарища, – сказала она доверительно, – брила секретаря промышленности, рука дрогнула и по ихней-то щечке, бритвой. Ах, как нехорошо вышло, меня заведующий хоз. сектором товарищ Заливайко вызвал и так распекал, сказал: «Смотри, Тоня, в следующий раз тебя не пожалею, выговор влеплю, а там и уволю!» Что ж делать, а? У меня дочка в восьмом классе – она умоляюще стала заглядывать мне в глаза.
– Ну ладно, давайте. Я все равно хотела на следующей неделе в парикмахерскую. А на банкет точно не пойду, я уже на день рождения собралась, к племяннице, – зачем-то соврала я.
– Я быстрехонько, щас в лучшем виде, давайте массажик лица сделаю сперва, садитесь в кресло, ох, где тут горячая водичка? – затараторила парикмахерша, застегивая белый халат.
Пальцы Антонины, скользившие по моему лицу, оказались неожиданно проворными и сильными. Правда, легкая рука. Я даже задремала. Сквозь сон я слышала отдельные слова Антонины «повышение товарища Заливайко», «дефицит моющих средств», «поощрения передовиков производства» и «дом высокой культуры быта». Мне было приятно, что я сплю и не надо реагировать на её глупые рассказы. Началось адажио. Переливались струны арф, казалось, озеро журчало под моими ногами, я открыла глаза – на сцене влюбленные Зигфрид с Одетой тянули друг к другу руки.
