Время близится к обеду. Из канцелярии выполз Нахрен «не в духах». Презрительно оглядев сидящих у телеприемника курсантов, скривил губы.
– Рота, приготовиться к построению на обед! Пять минут времени, время пош…
И тут он заметил посылочный ящик, который выглядывал из-за угла колонны спального помещения. Нахрен осекся на полуслове и завелся с пол-оборота, побагровев.
Было заметно, что ему очень не хочется делать «это», но он – командир, начальник, цербер, наконец. Его слово закон!
Проведя рукой по голове, капитан взлохматил волосы и зарычал.
– Я тут что… на хрен?! Пустое место?! Я много раз предупреждал вас, господа тупорылые юнкера-кадеты, чтобы в спальном помещении не было посторонних предметов. Но нет… на хрен! Мои слова для вас пустой звук… акустическое колебание воздуха, да?! Вы сами напросились! Что я обещал сделать, если увижу подобное безобразие? Ась?! Кто хозяин посылки? А?! Нету хозяина?! Так расскажете ему, что мои требования одинаковы для всех…
Энергично разбежавшись, Володя Нахрен влупил с правой ноги по посылочному ящику что было дури… Хрясь!
Ящик почти не сдвинулся с места. А если и сдвинулся, то на сантиметр-полтора, не более. Зато, ударная ножка «фаната футбола» сразу подвернулась в голеностопе. Все курсанты отчетливо услышали противный хруст, который в одно мгновение был заглушен душераздирающим воем.
До крови закусив нижнюю губу, капитан Хорошевский на одной ножке… допрыгал до канцелярии роты.
Осознав, что не слабо перестарались, ребята схватили ящик и высыпали его содержимое в раскрытое окно прямо на клумбу с цветами. Предусмотрительный Жека Ящиков (в миру «Ящик») оторвал от посылки верхнюю крышку, разломал на части и выбросил через забор училища в лесополосу. На крышке было написано.
Адрес получателя: «Командиру 4-й роты капитану В.Л. Хорошевскому»
Адрес отправителя: «Твоя совесть»
Свои действия, «Ящик» объяснил, что травмированный Нахрен может потребовать служебного разбирательства. А такая надпись наведет «душевных, но дотошных пацанов из особого отдела» на неожиданную мысль о заранее спланированном заговоре. И тогда с нас живых не слезут. Все согласились с Женькой. Береженого Бог бережет.
В положенное время 4-я рота построилась для следования на обед, но капитан Хорошевский не вышел на плац. По телефону через дневального он вызвал старшину и передал ему все полномочия по руководству личным составом.
Когда мы вернулись в казарму, ротного уже не было. Особо не скрывая гаденько-ехидной улыбки, дневальный на тумбочке рассказал, что хромая и корчась от боли, капитан уполз домой.
Честно говоря, мы ждали кровавых разборок и жестоких репрессий, но, к приятному удивлению, ничего подобного не последовало.
Больше всех переживал Петрович. Он обоснованно опасался, что как «первопричину событий с посылкой», могут притянуть и его.
Дабы успокоить «пензюка», все парни из 45-го отделения договорились, что если начнется официальное расследование, то все, как один, напишем рапорта о непристойном поведении командира 4-й роты. Мы понимали, что подобный демарш от неминуемого отчисления из училища нас не спасет, но неуравновешенных людей с хамскими замашками, наверное, все же нельзя допускать к руководству личным составом.
Тем временем, Нахрен официально оформил больничный лист, доложив комбату Серову, что повредил ногу, нечаянно запнувшись на проклятой лестнице образца 1943 года. Пиночет сделал вид, что поверил.
