Лухари - страница 39

– Посмотри, – он передал ей глянцевый буклет. Она уже было приготовилась выразить восхищение – броситься ему на шею. Или лучше скромно затрепетать ресницами? Взглянула на картинку. На фотографии был красивый викторианский дом. Таш оказалась в замешательстве – вертела буклет в руках, ожидая разъяснений.

– Родители выставили наш дом на продажу, – обреченно сообщил Бен. – На днях мне позвонил отец и спросил, есть ли у меня работа. Понимаешь?! – Он резким движением заправил за ухо выпавшую на глаза прядь волос… – Они продают дом, в котором я родился, вырос, где я провел все детство…, и спрашивают, есть ли у меня работа! Они даже не знают, что такое «работа»!

Его глаза были холодны как сталь. Таш даже показалось, что в них заиграли новые оттенки серого. За все время Бен ни разу не позволил себе сорваться. Таш восхищалась, и, в какой-то степени, даже завидовала пресловутой английской сдержанности. Сейчас же ей показалось, что нечто, отдаленно напоминающее отчаяние, промелькнуло в глубине его глаз.

– Всю жизнь они провели между Лазурным берегом и загородным поместьем, принимали гостей и делали все, что им заблагорассудится. А мне теперь приходится работать!

Таш еще раз взглянула на буклет. Под фотографиями дома красовалась цена в пятнадцать миллионов фунтов.

Бен сел поближе:

– Вот это моя комната. Я там первый раз поцеловался с девушкой. А сколько вечеринок было в этом саду! – Одну за другой он показывал ей фотографии дома. – Как я буду жить дальше?!

Таш недоумевала. Она почувствовала себя чеховской Раневской, получившей известие о продаже вишневого сада. Или, скорее, героиней третьесортной пьески, главный герой которой с криком «я разорен!» бежит в слезах расставаться с постылой жизнью. Мелодраматичность ситуации позабавила ее настолько, что она не смогла удержаться от смеха.

– Ты шутишь?! – она пыталась придать своему голосу серьезность, – любимый, тебе нет и тридцати!  Лучше подумай, как заработать денег, чтобы купить родителям новый дом.

Как бы цинично не звучали ее слова, говорила она от чистого сердца. Что такое бедность, она знала не понаслышке. Она видела ее во всех уродливых проявлениях по понедельникам и четвергам в арт-кружке, который папа открыл для детей из малоимущих семей. Она видела на них одежду из секонд-хэндов, видела измученных матерей, работающих на трех работах ради лишнего рубля на еду, видела уголовников-отцов, которых не брали на работу. Таш начинала как ассистент отца, но со временем и сама заняла место преподавателя по кройке и шитью. Как же радовались ребятишки, когда очередная вещица была готова и они могли надеть ее и выглядеть не хуже сверстников.

       По рассказам Бена, после Африки отец занялся написанием книг о своем видении развития бедных районов Ботсваны. Эти книги никто не читал. Мать писала картины в китайском стиле – шинуазри, которые никто не покупал. Зиму они проводили в Антибе, лето – среди зеленых холмов и сказочных деревушек в Котсуолдс, спасаясь от летней жары Лазурного берега. Лондонский дом фактически пустовал, и его продажа не выглядела такой уж нелепой при нынешних взвинченных ценах на недвижимость.

– Малыш, ты права, – Бен снова улыбался.

Лондон

Какая же вокруг красота! Таш любовалась заснеженным лесом из окна своей машины. Снег укутал землю белым пуховым покрывалом. Золотистые лучики прорывались сквозь ветви деревьев и затем застревали в зеленных лапах сосен. Она то и дело притормаживала, чтобы вдоволь насладиться этим сказочным видом. Улыбка не сходила с ее уст. Наконец-то что-то поменялось. Они встречались почти каждый день, а каждое утро, даже если они не ночевали вместе, он звонил пожелать ей хорошего дня.