Лук для дочери маркграфа - страница 7

Мастер склонил голову, но Такко видел, что он не смирился с отказом. Дитмар вышел, а маркграф осторожно снял Агнет с колен и поднялся.

– Пройдёмте во двор, – предложил он. – Испытаем твою работу.

Во дворе, под защитой крепкого бревенчатого забора, совсем не было ветра, но это не мешало стрелам Агнет лететь как попало. Такко терпел, сколько мог, и наконец обратился к маркграфу:

– Я бы посоветовал вашей дочери по-другому браться за тетиву.

Оллард кивнул, и дело пошло на лад. Может, и прав был Дитмар, что Такко небольшой мастер делать луки, но стрелять он умел. За это Верен и взял его в товарищи: лучник не вышел ростом и силой, зато меткостью превосходил иных опытных воинов. Агнет оказалась левшой, но и Такко было всё равно с какой руки стрелять. Когда три стрелы из десяти воткнулись в мешок с соломой, Агнет торжествующе обернулась к отцу:

– У меня получается!

Маркграф улыбался, и улыбка смягчила резной камень его лица. Агнет бросила лук, подбежала к отцу, обняла его, и тот подхватил её на руки, прижал к груди, зарылся лицом в пушистые волосы… Такко деликатно отвернулся и принялся собирать стрелы.

Несмотря на советы, Агнет умудрилась раскидать стрелы по всему двору. Пока Такко собирал их, няня увела девочку отдыхать. Какая же она хрупкая и слабая, эта Агнет! Не прошло и получаса, а уже пожаловалась на головную боль.

– Кожа да кости…

Такко вздрогнул от шёпота за спиной и чуть не свалился с шаткой опоры, с которой пытался достать последнюю стрелу, залетевшую под крышу сарая. Оллард стоял рядом и рассматривал его со своей обычной холодной улыбкой. Такко невольно поёжился под его взглядом и спрыгнул на землю.

– Об этом мы не договаривались, – маркграф кивнул на стрелы.

– Подарок, – коротко ответил Такко.

– Я привык сам делать подарки.

– Пустяки. У меня всё равно оставались заготовки и перья… Подойдут на первое время, пока вы не подберёте более достойные.

– Эти стрелы хороши, – одобрил Оллард. – Но ты мог использовать материалы на другие заказы.

– Я больше не буду брать заказы, – ответил Такко, про себя подумав, что обещанную маркграфом плату он обычно брал за два взрослых лука. – Сегодня вечером я ухожу из города.

– Вот как. Конечно, в конце лета сезонные работники возвращаются домой.

– Я не домой, – ответил Такко. – Я зарабатываю охраной обозов и иногда делаю или чиню луки… Мы с другом уходим с торговцем мёдом.

– Ты хорошо стреляешь. Ты долго учился?

– Благодарю. Там, где я вырос, дети получают первый лук в три года. С тех пор я с ним не расставался.

– А где ты вырос?

Такко запнулся. Сейчас начнутся расспросы о семье, о родителях… Маркграф по-своему истолковал его замешательство:

– Ты прав, двор – не лучшее место, чтобы вести беседы. Идём в дом. Я не задержу тебя долго.

В кабинете маркграф отсчитал обещанную сумму – столбик серебряных монет и небольшую кучку медяков. Подвинул деньги к Такко, откинулся в кресле и повторил вопрос:

– Я хочу знать, где ты вырос и как так вышло, что в столь юном возрасте ты сам зарабатываешь себе на жизнь.

– Мне шестнадцать, – слегка обиделся Такко. И сам не заметил, как, направляемый вопросами маркграфа, рассказал ему всё: о залитых солнцем горах, где родился и вырос; об отце, жестоко обуздывавшем нрав сына; об отцовской ювелирной мастерской, которой он бессовестно пренебрегал в пользу стрельбы; и, наконец, о том, как ждал давно обещанной поездки в Империю и сбежал там в первую же ночь – без единого медяка, зато с луком и полным колчаном. Как брался за любую работу, как доказывал купцам и другим охранникам, что достоин зваться воином, а не мальчишкой на побегушках – и доказал, в сумерках всадив десять стрел в неприметный сучок. И еще раз, когда первым приметил крадущиеся фигуры среди деревьев и опустошил свой небольшой колчан наполовину, прежде чем кто-то из спутников успел пострадать.