Лук на подоконнике и верба под столом - страница 14

Выйдя так же молчком на улицу, мы разом, как слаженная банда, поворачивали влево и направлялись в сторону леса. Выходили мы в полной темноте и только минут через двадцать-тридцать бодрого марша в промозглом тумане подходили к лесу в самый момент рассвета.

О, это было истинное волшебство! Как бабушки-подружки умудрялись так рассчитать время, чтобы мы могли первыми и уже засветло войти в девственный и, несомненно, полный грибов лес! В этом мы ни секунды не сомневались. Нежная розовая полоса над полем означала, что день будет солнечным. Но мы, дружно поворотившись задом к соблазняющей нас заре и встав к лесу передом, как лазутчики на спецзадании, внедрялись в чащу леса.

В одно из таких проникновений мы с бабушкой почти на самой опушке, одновременно увидели роскошный белый. Обе разом кинулись к нему, наклонились, а когда подняли головы, то обнаружили в полуметре от себя гигантскую голову с рогами. Это было настолько нереальное зрелище, что можно было принять его за голограмму. Только это видение громко сопело и смачно жевало, и от него ощутимо шла мощная волна тепла и запаха. Я до сих пор помню шевелящиеся лосиные губы, покрытые щетиной белых волосков, круглые блестящие глаза, бессмысленно обращённые внутрь существа, получающего истинное удовольствие, вздрагивающие уши, чуткие и пушистые внутри. Венчали все это грандиозное, соборного масштаба сооружение рога – взрослого, уверенного в себе и ничего не боящегося самца. Могучий зверь даже не пошевелился и не повёл не то что головой, но и глазом. Мне показалось, что он улыбнулся, показав частокол цилиндрических зубов доктора Ливси из гениального «Острова сокровищ» мультипликатора Черкасского. Он просто продолжал весело и сладострастно пережёвывать зелёную ветку, будучи полностью поглощенным собой. Это явление лося народу превзошло все доступные моему детскому воображению картинки и больше не повторилось ни разу.

Тем временем охота продолжалась. Постепенно воздух прогревался, и тело начинало блаженно оттаивать. А ещё через час ему становилось невыносимо в шерстяных носках и тёплых куртках. Носки снимались и засовывались в карманы, а куртки обвязывались вокруг поп.

В середине похода все дамы воссоединялись на солнечной полянке и устраивали пикник. По какому-то мистическому закону после перекуса грибы вовсе переставали попадаться, как будто мстили нам за предательство нашего правого дела в пользу неоправданного гедонизма. После жалких попыток вернуть удачу мы понимали, что пора поворачивать в сторону дома.

Идти назад было гораздо сложней, несмотря на светлый день и тёплое солнце. Кураж и задор, гнавшие нас в холод и тьму, уступали место слабости и неге. Тело вдруг начинало лениться, сапоги – тяжелеть с каждым шагом, корзинки – отрывать руки, куртки – тяготить своим жаром. Впереди маячила чистка грибов за огромным деревянным столом под старой яблоней.

Но это уже случалось после обеда и дневного сна, в который мои бабушки-подружки погружались на часок-другой. Как самая заядлая энтузиастка, я иногда одна успевала перебрать всю добычу до их подъёма, чтоб никто не мешал наслаждению и неторопливой медитации. Только дедушка, когда ему удавалось вырваться с нами на дачу, ревностно следил за мной. Под моим стремительным хирургическим ножом грибы только и улетали в миску с отходами. Мой наидобрейший дедушка не мог смириться с потерей трофеев и требовал спасения слегка поражённых червяками грибов путем их замачивания в соленой воде. На что я благосклонно соглашалась. С дедушкой было сладостно разглядеть внимательно каждый гриб, обсудить его привлекательность или недостатки, а некоторые, самые трогательные, даже поцеловать. Вечером кому-то из тётушек оставалось лишь нажарить на ужин сковородку с грибами и сковородку с картошкой, нарезать овощей и накрыть на стол. Непередаваемый аромат заполнял веранду и обещал эпикурейский ужин.