– Эй, девочки, а пропуска? – спросил нас молодой солдатик.
– О чем вы? Мы заблудились, – жалобно сказала Эля.
Но военнослужащий смотрел только на меня. Так, что я опустила взгляд.
– Я сейчас позову коменданта, – тихо сказал он, – это моя обязанность.
Я посмотрела ему прямо в глаза:
– Это тюрьма?
– О, нет, хуже. Это город, запретный город. Вы не должны здесь находиться. Я обязан…
– Нет, не обязаны. Мы всего лишь дети, и мы заблудились.
Теперь я, не отрываясь, смотрела ему в глаза. Разноцветные глаза – карий и зеленый.
Солдатик вздохнул. Он был хрупким и грустным.
– Я дам вам денег на автобус. Только уходите быстрее. Обход скоро. Будут стрелять. И… – он не договорил.
– Спасибо, – я протянула ему руку и крепко пожала, – простите, как мы можем попасть в этот город?
Неожиданно он засмеялся:
– Есть два пути. Ты становишься высококлассным специалистом в ядерной физике. И приезжаешь на работу. А второй путь, если ты не в ладах с точными науками – полюбить одного из нас. Сильно полюбить. И выйти замуж. Я надеюсь, девочка, что так будет у тебя…
– Меня зовут Иней, не забудьте, Иней.
– Тебя не забудешь.
А потом мы сели на автобус, и случилось страшное. Вошел человек без лица. Вернее, с его лицом случилось что-то страшное. Такое, чего нельзя было видеть людям. На голове у него был надет мешок даже без прорезей для глаз.
Не видя пути перед собой, он пользовался палкой. Пассажиры были в шоке. Многие попросили остановить автобус и вышли. Мы с Элей остались сидеть, но у нас зуб на зуб не попадал от страха. Что же могло случиться с его лицом? А потом загадочный человек ушел, так же беспомощно шаря перед собой палкой… Помню, Эля тогда рисовала какой-то монастырь, Шаолинь, наверное. Она почувствовала тупую злость, а я только страх. Ужас, когда даже дышать больно. Этот человек преследовал меня во снах долгие годы, пока… пока я не встретилась с ним в реальности.
Выйдя из автобуса, мы с Элей ощутили себя почти счастливыми. Так бывает после сильного испуга. Именно тогда мы решили искать Шаолинь вместе. И стать друзьями.
2
Шли годы. Я по-прежнему примерно училась. Иногда ночевала у Эли, надеясь обратить на себя внимание родителей. Но они замечали меня, только если я исчезала не меньше, чем на три дня. И тогда Кеша и Гоша приходили к Элиным маме с папой. Они вежливо улыбались, приносили торт. А потом с милым видом уводили меня из гостей, больно стискивая пальцы.
Как же я мечтала, чтоб они хоть раз накричали или даже дали пощечину. Но в моей пацифистской семейке это было не принято. Едва дойдя до дома, Кеша и Гоша погружались в собственные дела и проблемы. Максимум, что я могла услышать: «Много не ешь, ты должна быть красивой и стройной». Должна. Хорошо учиться, быть вежливой и послушной, выбрать правильную профессию. Они не разговаривали со мной несколько дней, когда узнали, что я собираюсь стать учителем. Как, дочь знаменитых журналистов не хочет на телевидение? Да не может быть! А я любила детей… Любила болтать с ними, играть, давать советы.
– Тебя не будет в нашей жизни, пока не выбросишь из головы эту блажь, – строго сказала Кеша.
– Одно мгновение – и ты исчезнешь, – согласился с ней Гоша.
– Как? Вы выгоните меня из дома? Запретите есть и спать?
– Нет, конечно. Эти меры воздействия отвратительны. Мы просто перестанем замечать тебя. Вроде ты и есть, но вроде тебя и нет.
– Мне все равно. Я не хочу быть журналистом.
