– Ты записала меня?
– Нет! – восклицает она, в отчаянии заламывая руки. – Я бы никогда так не поступила! Без твоего разрешения – ни за что, клянусь.
Я рычу от злости, но не на Ари. Ей я верю. Она бы действительно так не поступила.
Может, в зале есть еще одна Пруденс? Каков процент вероятности? Я ни разу не встречала свою тезку, и никто явно не собирается подниматься на сцену.
– Должно быть, Джуд сдал меня перед уходом.
– Тебе вовсе не обязательно выступать, – говорит Ари. – Скажи ей, что ты передумала. Или что кто-то без спросу включил тебя в список.
Я ловлю взгляд Квинта, брошенный через плечо. В его глазах удивление. Любопытство.
Пульс учащается. Ари права. Никто не заставит меня выйти на сцену. Я не записывалась на выступление. Не давала своего согласия.
Ладони становятся влажными. Я еще даже не вышла из-за столика, а уже чувствую, что все на меня смотрят. Выжидающе. Оценивающе. Возможно, это просто игра моего воображения, но горло все равно сжимается.
– Пруденс? – Триш оглядывает зал. – Ты здесь?
– Хочешь, я скажу ей, что ты передумала? – предлагает Ари.
Я качаю головой:
– Нет. Нет, все в порядке. Это всего лишь песня. Я справлюсь. – Я резко выдыхаю и встаю из-за стола.
– Постой!
Я оглядываюсь на Ари. Она наклоняется вперед, тянется большим пальцем к уголку моего рта и вытирает его.
– Помада размазалась. – Она усаживается обратно и ободряюще кивает мне. – Так лучше. Выглядишь отлично.
– Спасибо, Ари.
Я откашливаюсь и подхожу к сцене, стараясь не встречаться глазами с болванами в соседнем уголке. Как, впрочем, и с Квинтом. Я убеждаю себя в том, что нисколько не нервничаю. И ничего не боюсь.
Это всего лишь четыре минуты твоей жизни. Ты справишься.
Только бы Джуд выбрал приличную песню…
Триш выставляет микрофон, и я смотрю на монитор, на название песни. Уф. Ладно. Неплохо. Джуд прислушался к предложению Ари и записал меня на песню Джона Леннона – ту, что я люблю и определенно знаю наизусть.
Я облизываю губы и повожу плечами, пытаясь настроиться на выступление. Я не великая певица и знаю это. Но недостаток природного таланта я могу с лихвой компенсировать сценическим мастерством. Я – Пруденс Барнетт. И не потерплю посредственности или неуклюжести, пусть даже в караоке на тускло освещенной сцене туристической забегаловки на Мейн-стрит. Я буду улыбаться. Буду работать с публикой. Может быть, даже станцую. Мое пение не принесет мне никаких наград, но это не значит, что я не смогу получить удовольствие.
Расслабься. Верно, Квинт? Давай посмотрим, как ты выйдешь на сцену и расслабишься.
Из динамиков раздаются первые аккорды «Мгновенной кармы». Мне не нужно смотреть на монитор, подсказывающий слова. Я откидываю волосы назад и начинаю петь:
– Мгновенная карма настигнет тебя!
Ари ободряюще вскрикивает. Я подмигиваю ей и чувствую, как вливаюсь в песню. Бедра покачиваются. Сердце колотится, подгоняемое адреналином, нервы звенят. Раздвигаю пальцы врозь. Джазовые ручки. Музыка набирает темп, и я стараюсь передать всю страсть Джона Леннона, вложенную в эту песню. Рука тянется к небу, потом резко падает вниз, на толпу, и указательный палец скользит по залу, ищет. «Кем, черт возьми, ты себя возомнил? Суперзвездой? Ну, так и есть!» Я пытаюсь обратиться к Карлосу, но не могу отыскать его в этом море лиц и вскоре понимаю, что указываю на Квинта. Удивительно, но он наблюдает за мной с явным интересом. И улыбается. Хотя немного растерянно, почти ошеломленно.
