Однако со двора донёсся настырный свист.
– Может, останетесь? – неуверенно предложил Андрей.
Она чуть было не сказала беспечное и отчаянное «да», но неожиданно для себя самой промямлила скомканное «нет». Снова раздался крик со двора, и Оля едва ли не за уши вытянула себя из каморки. Лето на правах молодой красавицы осваивало свои владения. За окном всё живое стремилось порхать друг с другом. И эта сирень, и этот прокуренный запах из каптёрки, и это граяние чаек в пруду – всё пленило! Всё вдохновляло к жизни. Оле ещё больше захотелось совершить что-нибудь разэтакое, нечто из ряда вон выходящее. Ноги почему-то дрожа спустились из сторожевой башни на землю, а душа всё никак не хотела приземлиться.
Ольга застала Мировских за странным занятием. Парни ползали по газону, кропотливо перебирая подорожную траву. Оказалось, они уже выкурили по косяку, скатали шарик из оставшейся на папиросном папирусе гари и успели уже по неосторожности его выронить.
– Чёрт! Остатки сладки, – прошипел озлобленно Толстый, глядя по сторонам, куда бы он мог упасть.
А всё-таки… Надо было остаться, вздохнула Оля про себя. Как же далека она была сейчас от их проблем!
– Олик, чего стоишь, как вкопанная? Помогай искать. Славка сказал, кто найдёт – чирик получит, – сказал Джексон. Как щепетильный бдитель справедливости он всегда боялся, что вдруг случится так, что он переработает больше остальных.
– Чирик? Здорово! А ты придумал, на что ты его потратишь? – спросила Оля.
– Конечно! Куплю целый стакан хэша! – выпалил Джексон без промедления.
– Гениально, – не без иронии выдохнула из себя Оля.
Наконец, после кропотливых исканий они нашли пропажу и продолжили свой путь.
В час-пик они выехали на инвалидке на узкую проезжую часть на раздолбанном запорожце. Колян включил 20 км/час. На заднем сиденье торчала мумия в чкаловских очках. Это Никотиныч свой любимый костюм из туалетной бумаги напялил. Он сидел один и метался от одного заднего окна к другому. Несчастный водитель, уловив, наконец, подходящий момент, принялся обгонять драндулет и вдруг заметил таращившуюся мумию из машины. Лицо шофёра непроизвольно расплылось в улыбке. Ребята в запорожце загоготали – прикол удался.
Дома у Коляна собрались киноманы, алисоманы, металлисты и прочая подвальная челядь. Родители выходные вкалывали на даче, а сыну в это время предоставилась возможность оттянуться по полной.
Колян включил музыку, чтоб фонило. С магнитофона захрипел хладнокровно-невозмутимый голос.
Ты должен быть сильным, ты должен уметь сказать:
Руки прочь, прочь от меня!
Ты должен быть сильным, иначе зачем тебе быть.
Что будет стоить тысячи слов,
Когда важна будет крепость руки?
И вот ты стоишь на берегу и думаешь: плыть или не плыть?
7Мировские тяжело сопели, курили ЛМ и пытались соответствовать духу песни. Казалось, они были обречены, и эта фатальная обречённость, напряжённость чувствовались во всём – в каждом их вдохе, взгляде.
Пришёл из кухни Сашка. В руках у него красовался готовый «косяк». Ребята заметно просветлели. Скоро они дунут, и мир засияет по-новому, и будет всё по барабану.
– Ну, ребя, давай, раскумаримся, – страстно глядя на папиросу, кинул клич Славян.
Косяк раскуривали, запуская весело друг другу в рот «паровозики»8. Воздух разрывался от гомерического хохота. Ребята погружались в царство грёз. Мысли, словно мыльные пузыри, плыли сами по себе, плавно разгребая мягкое, как вата, пространство. Все фантазии становились реальными, а желания осуществимыми. Но вот, как назло, ничего не хотелось! Честолюбивый мир взрослых протекал где-то над.
