В споре с другими претендентами на трон Муавия имел полное право выставлять себя как более опытного и умелого руководителя. Он твердо держал власть в своих руках и действовал продуманно и прагматично, не поддаваясь эмоциям и не упуская ничего из виду. Друзей и сторонников он осыпал щедрыми наградами, врагов привлекал добрым расположением и обещанием всевозможных благ, а если это не удавалось, расправлялся с ними быстро и беспощадно. Шиита Ибн Аббаса, приходившегося Али двоюродным братом, он одарил огромной суммой денег, а колеблющегося Мугиру привлек, отдав ему во владение Куфу. Даже Зийяда, ярого сторонника алийцев, он переманил на свою сторону, сделав наместником в Басре. Муавия сравнивал себя с удильщиком, который отпускает леску, когда рыба тянет, и натягивает, когда она пытается уплыть. «Зачем применять меч там, где достаточно бича, – спрашивал он, – и бич там, где хватает языка?»
Арабы ценили не только воинскую доблесть и безудержную агрессию. Они уважали «хильм» – благоразумное и мягкое поведение, когда результат достигается не силой, а уговорами и хитростью. Этим качеством вполне обладал Муавия, говоривший, что не любит войну, потому что она обходится слишком дорого.
Как человек и как правитель Муавия отличался религиозной терпимостью. Его личным секретарем был христианин Сергий, отец православного святого Иоанна Дамаскина. Лечившие его врачи тоже были христиане, которых арабы считали непревзойденными лекарями. Есть сведения, что он принимал участие в религиозных спорах христиан и однажды присудил победу секте маронитов. Муавия разрешил крестные ходы в Дамаске, с почтением относился к христианским святыням в Иерусалиме и допускал к ним многочисленных паломников из Европы, а собор в Эдессе, разрушенный землетрясением, приказал отремонтировать за государственный счет.
Муавия боялся покушений и даже в мечети сидел в специальном месте, отделенным от всех остальных перегородкой. Его повсюду сопровождала охрана, вооруженная копьями. Хариджиту, напавшему на него в мечети, пришлось дождаться, пока стражник, стоявший между ним и халифом, нагнется в молитвенном поклоне: тогда он прыгнул ему на спину и нанес удар Муавии. Но халиф в этот момент тоже наклонился в молитве, и кинжал вонзился ему в ягодицы, не причинив особого вреда: Муавию спас его толстый зад.
«Кто подожжет, того сожжем»
Одним из самых ценных приобретений Муавии был Зийад ибн Сумайя или, по официальной версии, ибн Абу Суфьян. Человек без роду без племени, отпрыск не то рабыни, не то бродячей нищенки, – «сын своего отца», как презрительно его называли современники, – он начинал как ярый сторонник Али, но вовремя переметнулся на сторону Омейадов и стал его ближайшим помощником. Со временем этот незаурядный человек завоевал такое расположение халифа, что тот объявил его своим «братом» и передал в его власть все восточные провинции халифата. При этом своим настоящим братьям халиф не давал никаких постов, считая, что для дела важны личные качества, а не родная кровь.
Зийад полностью оправдал доверие Муавии, успешно подавив волнения иракцев и прибегнув для этой цели к невиданным прежде суровым мерам. В Басре, где бунтовали хариджиты, ненавидевшие Муавию еще больше, чем Али, он ввел комендантский час. После вечерней молитвы горожанам давалось немного времени, чтобы успеть разойтись по домам («столько, сколько длится чтение самой длинной суры в Коране», то есть около часа). Если кто-то появлялся на улице позже, ему отрубали голову. Рассказывали, что в первую же ночь после указа было убито 500 человек, казнили даже какого-то несчастного бедуина, пригнавшего в город скот и ничего не знавшего о новых правилах. После этого напуганные басрийцы с такой быстротой покидали мечеть после молитвы, что часто забывали в ней свои сандалии.
