Некоторые из нас, кто имел флегматический темперамент, со временем так и остались «жить в аквариуме», не тратя энергию на переключение. Как правило, это были очень усердные, зачастую напоминающие роботов, работники, но слегка неадекватные реалиям индивиды, которым прощалась, благодаря их работоспособности, эмоциональная скудость.
У меня после «сплошняка» и защиты дипломного проекта состояние заторможенности трансформировалось в чрезмерно обостренное восприятие реальности. Звуки стали звучать громче, вызывая порой желание крепко зажать уши ладонями. Краски мира и свет, казалось, стремились в концентрированном виде прорваться сквозь веки, даже когда глаза были закрыты. Прежде чем заснуть, я подолгу рассматривала внутренним взором причудливые мозаики из сочных цветовых пятен или «жмурилась» на слепящий поток света.
Однако самым неожиданным последствием оказалась моя способность ощущать психологическое состояние людей. Несмотря на то, что окружающие меня люди, как правило, скрывали истинность своих чувств за масками повседневности, я чутко улавливала эманации их душ.
Души большинства хомо сапиенс находились в смятенном состоянии. Иногда сила тщательно упрятанных вглубь негативных эмоций прорывалась с такой мощью, что я испытывала болезненные ощущения в районе солнечного сплетения.
В какой-то момент мне наконец закралась в голову мысль, что, возможно, я все это сочиняю благодаря развитому художественному воображению. Внутренний голос настойчиво потребовал доказательств моей адекватности.
– Галина, мне кажется, что ты не в себе. Может, я могу тебе чем-то помочь? – стараясь не вспугнуть свою коллегу, преподавателя детской школы искусств, осторожно спросила я.
Женщина подняла голову, оторвавшись от писанины, и с дерзкой деланной улыбкой посмотрела мне в глаза. Когда наши взгляды встретились, напряженные мышцы ее лица стали обмякать. Уголки губ задрожали и потянулись книзу, глаза увлажнились.
– Маша, у моей дочки беда, – обычно звонкий голос Галины захрипел и перешел в шепот. – Ей 13 лет. С пяти она занималась балетом и собиралась стать профессиональной танцовщицей. Три месяца назад на тренировке она травмировала колено. Чем только мы не лечили его, а боль так и не прошла. Нога распухла – смотреть страшно. В общем, сделали ей рентген и направили на операцию. И еще врачи сказали, что она, скорее всего, не сможет работать на сцене. Девочка моя плачет целыми днями, не знаю, как ее утешить. Пробовала не раз, но она не хочет услышать меня.
Галина поднесла руки к лицу и холодными ладонями пыталась унять жар полыхавших пожаром щек.
– Поговори, пожалуйста, с ней, – вдруг попросила она. – Утешь как-нибудь. Может, она тебя послушает и хотя бы плакать перестанет. Ей ведь надо к операции готовиться, мужества набираться. Я позвоню, чтобы она зашла сегодня за мной после работы.
– Здравствуйте, – передо мной предстало, улыбаясь, прекрасное юное создание женского пола. Тонкая длинная шея, изящные веточки-руки опираются о бодожок. Гладкие волосы забраны, по многолетней привычке, в тугой пучок на затылке. Колено левой, более толстой ноги, в повязке.
– Света, это Маша, наш новый преподаватель. Маша, это Света, – Галина старалась казаться бодрой.
– Знаешь, я тоже в детстве мечтала стать танцовщицей, – глядя девочке в глаза, сказала я.
Света слегка наклонила голову, отводя взгляд. Ее руки крепче сжали подожок, однако на лице не дрогнул ни один мускул. Работа на сцене выдрессировала девочку тщательно прятать свои эмоции от посторонних людей. Я продолжила:
