«Да сколько можно, о Шилол Семижды Потаенный!» – в сердцах выругался Эгин. Бесшумно и быстро он встал с ложа, переместив головку Вербелины со своего плеча на атласную подушку.
Принял свой меч из когтистых лап чугунного нетопыря и медленно пошел к двери. Половицы были к нему милосердны – ни одна из них не выдала его, словно бы даже дерево втайне болело за торжество справедливости, воплощенной в гиазире Эгине.
Но несмотря на это, наблюдатель все-таки почувствовал приближение опасности или, скорее, позора, ибо Эгин, конечно, не стал бы убивать слугу своей госпожи, даже уличенного в шпионаже. Почувствовал и стал медленно удаляться от двери, по-прежнему немилосердно скрипя половицами.
«Странное дело. Ходить бесшумно не умеет, а мое приближение почуял», – пожал плечами Эгин.
Теперь у него уже не было сомнений в том, что слуга его заметил, вот и дает деру. «И все же кто это?» – вот что теперь было важно Эгину, коль скоро эффектного розыгрыша не получилось. Жаль, можно было бы рассказать завтра Онни, Иланафу и остальным.
«Представьте себе сцену, милостивые гиазиры! Я открываю дверь, а там этот недоделанный стоит рачмя и подглядывает в замочную скважину, высунув язык от любопытства». И дальше в таком вот духе. Только позабористей и с массой выдуманных, но очень пикантных подробностей.
Ну что ж. Его обнаружили, а значит, таиться бессмысленно. Эгин мгновенно преодолел расстояние, отделяющее его от двери. Распахнул ее и выскочил в неосвещенный коридор.
Соглядатай тоже теперь не таился. Он бежал к лестнице, выводящей во двор.
Это был не привратник. И не коротышка псарь. И не повариха. И вообще никто из тех, кого Эгину приходилось видеть в поместье «Сапфир и изумруд».
Высоченный рост. Длинные непропорциональные конечности. На голове – что-то вроде ночного колпака. И еще что-то сзади. Ну не хвост же?
Эгин напряг зрение. Еще секунда – и соглядатай скроется на лестнице. Бежать за ним бессмысленно и неловко – Эгин был наг, словно мраморная статуя Мидана окс Саггора в примерочной портного Его Сиятельства.
Соглядатай передвигался очень быстро. И в высшей степени своеобразно. Как будто медведь-шатун. Нет, не медведь. Пес, вставший на задние ноги. Пес? Комок подступил к горлу Эгина. Пес?
«Да нет, никакой не пес. Походка, конечно, ненормальная. Может, один из тех, кто пережил ту самую пытку, когда в коленные суставы вбивают крохотные гвоздики… Вот у него теперь и походка такая…»
Это был редкий случай, когда в голове у Эгина плескалась теплая, бесформенная каша. Он вернулся в комнату. Запер дверь на щеколду. Водворил меч на подставку. Жутковатая рожа чугунного нетопыря, казалось, расплылась в издевательской ухмылке.
«Самое лучшее, что я могу сделать, это заснуть, наплевав на весь этот бред», – сказал себе Эгин.
Он вернулся в постель, где спала и казалась вполне безмятежной госпожа Вербелина.
10
Безмятежной она и впрямь только казалась. Когда Эгин нырнул под балдахин и, припечатав успокоительный поцелуй к обнаженному плечу, отвалился на подушки, стараясь унять легкую дрожь, он понял, что ошибся.
– Что там случилось? – самым тихим из тихих шепотов поинтересовалась Вербелина, а ее влажная ручка стала ласкать живот Эгина в непосредственной близости от непозволительного.
Случилось то, чего Эгин не предусмотрел. Он разбудил ее. Не то когда только выскользнул из постели, не то когда открывал дверь.
