На них будто морозный узор. Прикасаться боюсь, помятуя о пробирающем до костей холоде. Однако, удерживая великана за пальцы одной рукой, второй веду над леденящей рубахой вдоль груди Морозки. А воротник-то, воротник какой шикарный!
Утыкаюсь взглядом в уже не настолько бородатый подбородок, губы сжатые в суровую линию, желваки, что почему-то ходят на лице великана. Глаза, что щурясь, глядят на меня:
— Так вот, думаешь, успеешь? — равнодушно бросает великан.
— Куда? — теряюсь я.
— Увернуться, пока я тебе руки не отрубил? — вдруг грохочет он.
Дергаюсь, осознавая, что основательно так забылась. Однако великан не позволяет мне увернуться, перехватывая мою ладонь.
— Я же вам во здравии еще пригожусь! — напоминаю я, выдавливая жалкое подобие улыбки.
— Никто не говорил о здравии, — рявкает. — Достаточно – живым! А артефакт этот и в зубах донести сможешь!
Блин, да он точно не ткач! Скорее уж мясник!
— Н-не смогу! — извиваюсь, как уж, пытаясь выбраться из его стального захвата. — Я же кровью истеку, пока мы выберемся, если вы мне обе руки отрубите.
— И то верно, — неожиданно соглашается. — Достаточно одной!
— Ой, кто там?! — вскрикиваю, заглядывая великану за плечо. — Здрасте…
Морозко ослабляет хватку, и я успеваю выбраться прежде, чем он понимает, что я сблефовала. Эта уловка еще ни разу не подводила! Хоть тебе шпана из соседнего района, хоть шпана из соседнего мира.
Даю деру, пока великан не осознал, что я его попросту обманула. Бежать как можно дальше, и быстрее! Покуда ноги держат!
Под кедами скрипят сырые ветки, пока я несусь сломя голову через лес. А ноги, будто вовсе и не намерены меня держать. Должно быть совсем замерзли. Блин, ну же!
Пытаюсь не паниковать, когда меня со всех сторон начинает обступать молочное облако. Словно из-под земли лезет густой дым. Черт, так он не шутил насчет туманов?
Что ж, они мне и на руку! Спрячут от этого ирода! Главное бежать! Потом разберусь, как из леса выбраться. Всяко проще это будет сделать, когда за мной никто не будет гнаться!
Хотя ощущение, что за мной вовсе никто и не гонится, потому что ни одного звука за спиной я не слышу.
Каждое движение дается с трудом, будто я снова в трясине увязаю. Бросаю короткий взгляд на свои ноги и замираю, осознавая, что бежать нет смысла… Он не позволит. Мои джинсы покрыты тонкой коркой льда, которая все нарастает, делая каждый мой шаг все тяжелее и тяжелее. Под кожу уже забралась известная мне стужа, и я буквально в землю врастаю, ощущая свое бессилие.
— Далеко собрался? — слышится рядом голос этого чертового холодильника.
Не вижу его из-за тумана, но отчетливо понимаю, что он совсем близко.
— Отпусти! — кричу в молочную пелену. — Ты обещал, за свое спасение! Разве не должен слово сдержать?
— Сдержу, — строго отзывается. — Как только доставишь мне артефакт.
— Ага, да только по дороге не гарантирую, что не расчленю? — не успеваю сдержать язвительное замечание. — Так выходит?!
Из молока вырастает рука, и хватает меня за грудки:
— Уговор был, что позволю уйти, — рычит Морозко. — Но если будешь позволять себе вольности, тебе это удастся только по частям!
Блин, ну что за несправедливость. Такой красавчик, и такой грубиян!
— Да какие вольности-то?! — возмущаюсь я. — Всего-то рубашку посмотреть хоте…
— Негоже мужчинам за руки держаться! — грохочет.
О, так мы еще и категорично не толерантны?! Посмотрела бы я на реакцию этого воробушка-гомофобушка, если бы он узнал, как я на него в самом начале приземлилась удачно. Там не то, что за ручки так-то было, всем телом улечься успела…
