- …Почему вы не общались? - спрашивает Давид, после того, как узнал, кто его дед.
Ох, боже, ладно. Это тоже сложный вопрос, но его я хотя бы могу объяснить просто…
- Он меня очень сильно обидел.
- Из-за меня?
- Что ты? - улыбаюсь и мотаю головой, держа сына за ручку, пока мы медленно идем по парковой аллее, - Он не знает о тебе ничего. Если бы знал, был бы счастлив.
- Точно?
- На сто миллионов процентов.
- Как тогда обидел?
- Обманул.
- Так сильно, что ты его не простила?
- Так сильно…
Давид пару мгновений молчит, обдумывает, а потом поднимает на меня глазки и шепчет.
- Мам, раз так, что мы здесь тогда делаем?
Господи! Ну вот кто придумал детей с их очевидными и такими простыми вопросами, что бьют в самую суть? Я ведь сама не знаю…просто по-другому не могла.
- Он очень сильно болеет.
- И что? Пусть вызовет врача, ты то тут при чем?
- Давид…он очень болеет. Понимаешь?
Давид со смертью не сталкивался, лишь раз, если так можно сказать. У него был хомячок, который умер, поэтому он завел себе Молнию. Они то долго живут, как никак — вычитал, все изучил.
- Как…Хома? - тихо спрашивает, я киваю.
- Как Хома.
Ну все. Теперь нас накрыла грусть. Вон и он потух, да и у меня на сердце тяжесть — нет! Не хочу впадать в уныние и тем более не хочу, чтобы сын грустил, поэтому улыбаюсь и указываю на пруд.
- Давид, смотри, там уточки! Пойдем покормим?
- Так нечем…
- Как же? Мы же забегали в магазин.
- Ты купила булку?!
- Знала, куда тебя веду. Пойдем.
А еще я прекрасно знаю, как отвлечь своего ребенка. Он у меня обожает животных, и я всерьез думаю купить ему собаку. Небольшую какую-нибудь, контактную, ладящую с детьми. Знаю, что он о ней мечтает в тайне, просто боится, что с ней что-то случится. Но надо. Если бы я не боялась, что снова меня постигнет та же история, что с бывшем мужем, может быть я была бы сейчас счастлива, а не пялилась на тот самый берег прямо напротив нас, где мы с ним впервые поцеловались.
Ох, черт, сколько же здесь воспоминаний…
А дома не лучше. Я укладываю Давида спать, после того, как мы заказываем еду на дом — готовить совсем сил нет. А потом погружаюсь в прошлое с головой за бокалом вина, который иногда себе позволяю, когда вот также, как сейчас, на меня накатывает.
И снова, как тогда. Я сижу на том же месте, где сидела в нашу последнюю ночь, пью такое же вино, разве что с одной разницей — одна. Но в постеле лежит его маленькая копия, которая действительноменя там ждет.
***
С утра я просыпаюсь первая, даю сыну выспаться, а сама начинаю уборку. Вообще, все вещи Олега я надежно спрятала еще шесть лет назад за дубовой дверью его кабинета, но на всякий случай обхожу все по кругу и натыкаюсь на нашу фотографию, на его старые кеды и на скан его паспорта. Тогда, шесть лет назад, выкинуть все то, что он не забрал, когда сбегал от меня в диком восторге, я не смогла — сейчас запросто. Безжалостно швыряю его добро в огромный мусорный пакет, а потом захожу в кабинет. Ох боже, там то вещей гораздо больше — пара пиджаков, стопка бумаг, еще какой-то хлам, его мебель…Нет, это слишком. Кабинет снова закрыт на засов, потому что мне не до этого сейчас, да и к тому же не хочу, чтобы Давид случайно увидел, как я тут выношу шмотки. Снова ему врать — совсем желания нет. А может я просто тряпка? Не могу по-прежнему? Стараюсь в таком ключе не думать. Я ведь совершенно точно больше не та маленькая девочка, и теплых чувств к бывшему не питаю.
