– Акведук давно разобрали, но в баню-то вода может приходить совсем другим путем… – послышалось издалека его бормотание.
– Омывались и праздновали, возлежали и веселились, – отчетливо выговорил еще не голодный в тот момент Андреас. Его друг, толстый и весьма насмешливый Никетас, одобрительно толкнул его локтем.
– Как это все называлось? Или называется? – послышался чей-то голос. – Зои ведь говорила…
– Это Кукуз, приехали, – раздалось среди руин, и ответом был дикий смех. Смеялась компания юношей помладше, они общались по большей части между собой – все одинаковые, со смазанными оливковым маслом волосами, живыми глазами, вечно голодные и, в целом, симпатичные: Феофанос, Эустафиос, Сергиос, Фотиус, даже Илиополит и прочие.
– К вашему сведению, подростки, – обратился к ним Никетас, сам немногим старше, – Кукуз, самый настоящий Кукуз, существует. Или – существовал. Но он сейчас у них. Как и Дамаск, Александрия, Антиохия… ну, вы знаете весь список. Но вот Кукуз – тот самый случай, когда мы должны им быть благодарны.
Юноши снова засмеялись, но не очень весело. Я подумал, что надо бы расспросить Анну насчет Кукуза – что это за место такое, назови его – и слышится общий смех.
– Это называлось – Юстиниана, – негромко сказал Аркадиус, рисовавший что-то веточкой на мраморной колонне. – И то, что на холме, так сейчас и называется. Мы в Юстиниане, друзья.
– Опять, – донесся голос из толпы подростков. И снова дикий смех. – Да сколько же их, проклятых?
– Штук двадцать было точно, – отвечал Никетас, который не ошибается в цифрах никогда. – Сейчас осталось ровно одиннадцать. И не надейтесь, Юстиниана Прима не здесь. Она как раз в противоположном направлении от Города. Она совсем не такая.
– А тут работали гончары, – прозвучал чей-то голос в отдалении. – Хороший был домик, и ведь мозаики…
При слове «мозаики» Аркадиус бросил веточку и пошел на голос.
«Чир, чир», – сказал злой голос коршуна из расплавленного металла в зените.
Тут мы с Анной вышли к амфитеатру и к Зои, одиноко сидящей на скамье. А дальше как раз и подошел Андреас, который жаждал мяса.
Но мяса ему – по крайней мере в этот вечер – не досталось. Зои, побеседовав с местными жителями, покончившими с воротами конюшни, подозвала нас всех быстрым кругообразным жестом руки и бросила в сторону Андреаса скорбный взгляд.
Новости были такие: здесь вам не Город, от рынка в это время почти уже ничего не осталось, чужие сюда не заезжают, поэтому не то что настоящего ксенодохиона – с достойной кухней – а и приличной винной капилеи в этом Кукузе нет. Зато если проехать бодрой рысью два ущелья, сначала в одну сторону, а потом, обогнув некую скалу, практически в обратном направлении – то там будет…
– Да, но… – сказал загрустивший Андреас.
– Завтра никаких постов, – утешила его Зои. – Да и вообще, мы между одним успением и другим, не говоря о том, что мы, наверное, остаемся путешественниками, пока не вернемся в Город. Ты можешь поглощать мясо хоть каждый день, дорогой Андреас.
– О королева королев, песня песней, великолепие великолепий, город имперский, город укрепленный, город великих властителей! – повесил голову он. – Когда же я вернусь к тебе…
– Не скоро! – пихнул его Никетас. – То, что нас ждет, будет хотя бы горячим. А еще лошадкам не помешал бы ячмень. Это там тоже есть, хотя и за небольшую денежку. Интересно, сколько это стоит в Юстиниане – накормить восемнадцать лошадей и мулов, а, я же забыл запасных…
