Любить, бояться, убивать - страница 7



Она еще про себя удивилась – почему только Москву? Но подробности выпытывать не стала.

Все, кто болен, становятся эгоистами. И куда больше Олю сейчас занимала она сама. Поскорее бы обрести – прямую спину, легкость в движениях, блеск в глазах!

Ближе к обеду Роман уходил – его сценарная группа обычно сползалась в офис продюсерской компании к двум. А Оля – уже в одиночку – продолжала терзать тело гимнастикой. Часам к пяти, совершенно без сил, падала в постель и пыталась уснуть, но чаще просто лежала, постанывала, глотала обезболивающее – мышцы болели неимоверно. И только часам к девяти вечера приходила в полунорму. Могла встать. Одеться. Дошаркать до магазина. Рома любил сыр, орехи, виноград, и она заранее заботилась, чтобы ни один их совместный завтрак не обходился без его любимых продуктов.

Бибирево – район довольно мрачный. Но недавно в нем появился супермаркет немецкой сети. Выглядел, будто пришелец из другого мира. Яркое пятно в скуке и грязи девятиэтажек. Изобилие фруктов, без счета рокфоров с пармезанами, целые полки миндалей-фундуков. И никто не дышит в затылок, не мешает спокойно выбрать – народ в основном толчется в других отделах – там, где спиртное и немудрящая закусь.

По утрам Бибирево мало отличалось от других столичных спальных районов. Кто на работу спешит, кто детей в садик тащит. Но вечерами – Оле казалось – здесь ни единого приличного человека. Все или пьяные, или готовы набраться, или уже с похмелья.

Когда шла из магазина домой – по узкой, худо освещенной улочке – всегда боялась: пристанет какой-нибудь алкаш.

Но до поры обходилось, и Оля (противоречивы все-таки женщины) даже переживать начала: неужели она сейчас настолько страшная, что даже когда много водки, на нее мужики не смотрят?

Вот и накаркала: вчера дорогу ей преградили двое. Дышат перегаром, рожи красные, улыбки кошачьи, масленые:

– Скучаешь, красавица?

– Не скучаю. У меня муж дома. Дайте пройти, – отрезала она.

А дядьки (оба в отцы ей годятся, если не в деды) не отстают:

– Ха! Муж! Хороший муж ночью одну не отпустит!

И лапы распускают – один за руку схватил, второй за плечо.

Единоборствами Оля не занималась сроду. Но будь она прежней – здоровой, сильной – оттолкнула бы, врезала по причинному месту и умчалась прочь, словно лань. А сейчас, на слабеньких ножках, куда убежишь?

Решительности, однако, у нее не убавилось. Завопила голосисто, на весь район:

– Помогите! Кошелек вырвали!

Рядом магазин с запчастями, полно мужиков, должны найтись рыцари.

Алкаши возмутились:

– Ты че орешь! Какой кошелек?!

А второй рот ей затыкает вонючей, грязной лапой и шипит:

– Давай ее туда! Вон, в кусты!

Она решительно вонзила зубы в потную ладонь и закричала еще громче:

– Спасите! Они меня убьют!

Алкоголики, похоже, растерялись, и Оля уже решила, что спасена, но первый пьянчуга гаркнул на товарища:

– Не ссы!

Обхватил девушку за плечи и поволок – в темный угол, к гаражам. Она сопротивлялась, билась, лягалась – но сладить с двумя мужиками не могла.

И вдруг услышала знакомый голос:

– Оля, я здесь! Я полицию вызвал!

Напавшие ослабили хватку, и она завопила:

– Ярик! Ты с пацанами?

Почти уверена была: он не сообразит, как правильно ответить. Но аутист все сделал, как надо. Лихо свистнул, выкрикнул:

– Эй, мужики, сюда идти!

Алкаши окончательно утратили боевой пыл. Один забормотал:

– Да ладно, ты че! Мы шутили вообще!

Второй схватил приятеля за руку: